Владимир Смирнов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Польша Пилсудского во внутренней политике руководствовалась националистическими канонами Дмовского. Вначале созванный генералом Желиговским сейм Центральной Литвы отверг все концепции самостоятельности или автономии литовско-белорусских земель и потребовал полной интеграции Вильно с Варшавой. Позднее тех, кто в принадлежащей до этого России части Польши записался как «местные», окрестили поляками. Еще позже некогда униатские, а более ста лет православные церкви на Волыни были превращены в католические костелы и целые деревни стали польскими. Только на Волыни в 1938 году были превращены в костелы 139 церквей и уничтожено 189, остались лишь 151.

Итак, в бывшей Восточной Галиции шаг за шагом ликвидировались украинские культурные и экономические организации, закрывались школы. Опять же на Волыни – в деревне, где 80 процентов населения составляли украинские крестьяне – из 2000 начальных школ было только 8 украинских.

Но результаты колонизации этих земель были ничтожными. За 18 лет польского правления численность польского населения на Волыни выросла с 7,5 до 15 процентов, с учетом наплыва служащих, железнодорожников и сотрудников государственного и административного аппарата. Похожая ситуация была и в других восточных воеводствах.

Не увенчалась успехом попытка полонизации «местных элементов». Под влиянием давления на них ширился и углублялся процесс национального самосознания, особенно в деревне. Войско «усмиряло» неспокойные украинские деревни в Тернопольском воеводстве, расстреливало крестьянские демонстрации на Волыни. В тюрьмах в Березе Картузской (концентрационный лагерь в Польше тех времен – И.Д, В.С) полиция издевалась над арестованными украинцами, в ответ гибли от пуль террористов и министр санационного правительства, и школьный куратор, и невинные простые люди. Росли напряженность и враждебность. Презрение правящих рождает ненависть угнетаемых.

Никогда межвоенная Польша не была, по существу, интегрированной страной. Всегда в ней была Польша А и Польша Б…

18 лет использования созданных Рижским договором условий для реализации инкорпорационной концепции не принесли результатов. В экономическом смысле Польша Б не стала золотым прииском. Крестьянская нищета отрицательно сказывалась на экономическом балансе страны. Колонизация этих земель не удалась, и они не способствовали ликвидации земельного голода в масштабах страны. Более того, эти земли – чужие, бунтарские – требовали больших инвестиций, чем коренные польские. Жители восточных окраин оказались в худшей ситуации, чем поляки в период разделов Польши под чужим господством.

Вопреки надеждам Дмовского, Польша оказалась неспособной привлечь на свою сторону и ассимилировать национальные меньшинства на Востоке – ни в национальном, ни в культурном, ни в экономическом смысле. В то же время своей политикой, своим присутствием она способствовала развитию националистических извращений в освободительном движении этих народов, взаимной ненависти» [58: 28-30].

К этой зарисовке З. Залусского остается добавить, что процент национальных меньшинств в Польше был чрезвычайно высок. Сами поляки составляли всего 60 процентов населения страны.

40 % распределялись следующим образом:

Украинцы – 21 %

Евреи – 9 %

Белорусы – 6%

Немцы – 3 %

Прочие – 1% [58: 41].

Т.е. украинцы с белорусами составляли более четверти населения страны. И с ними в стране не считались. Поразительно. Мало того – Польша претендовала на Советскую Украину. Это при том, что и то, что ей досталось в 1921 году, она «переварить» не смогла.

Не приходится удивляться, что мобилизованные перед войной или в её начале в польскую армию украинские и белорусские крестьяне сражаться за Польшу не хотели. В их среде в то время получила распространение такая частушка:

Вы ня думайце, палякі,

Вас ня будзем бараніць,

Мы засядзем у акопах

І гарэлку будзем піць [63; 177].

Приход же Красной Армии подавляющая часть населения Западной Белоруссии и Западной Украины встретило как приход освободителей. «Демократические» «правдолюбцы» изо всех сил пытаются доказать, что никакой восторженной встречи советских войск в западно-белорусских и западно-украинских землях не было, что это не более, чем пропагандистская ложь сталинского режима. Но в доказательство своих утверждений эти господа ничего не приводят, отделываясь общими фразами-штампами. Между тем, существует масса свидетельств, говорящих против инсинуаций «правдолюбцев»: донесения наступающих частей и соединений РККА, донесения работников НКВД, воспоминания польских офицеров (вот уж кого, а этих в симпатиях к Советской власти и Советской России заподозрить нельзя). Приведем некоторые из этих свидетельств (уж больно они красноречивые).

Донесение 87-й стрелковой дивизии (действовала в полосе Украинского фронта):

«Во всех населенных пунктах, где проходили части нашей дивизии, трудящееся население встречало их с великой радостью, как подлинных освободителей от гнета польских панов и капиталистов, как избавителей от нищеты и голода» [53: 364].

То же самое мы видим и в материалах 45-й стрелковой дивизии:

«Население везде радо и встречает Красную Армию как освободительницу. Крестьянин села Острожец Сидоренко заявил: «Скорее бы установилась Советская власть, а то 20 лет польские паны сидели на наших шеях, высасывали из нас последнюю кровь, а теперь, наконец, пришло время, когда нас Красная Армия освободила. Спасибо тов. Сталину за освобождение от кабалы польских помещиков и капиталистов»» [53: 364].

На митинге в селе Молотьково 50-летний крестьянин говорил:

«Мы жили 20 лет под гнетом польских панов, но мы никогда не переставали думать о том, что наши братья-украинцы, живущие в великой Советской стране, придут и освободят нас от польского панского ига. И вот, это освобождение принесла нам Красная Армия 17 сентября с.г. Спасибо командующему Красной Армией т. Ворошилову. Спасибо Советскому правительству, всему советскому народу за наше освобождение» [53: 364].

Выступавший там же сельский учитель сказал:

«Мы 20 лет учили детей буржуазному польскому дурману. Хотя нам и запрещалось слушать радио из Советского Союза, но мы его слушали и знали, что делается в великой Советской стране, как живут трудящиеся, как учат там детей. Мы надеялись, что придет время, и наши дети и наш народ будут жить так же счастливо и радостно, как они живут в великой Советской стране. Да здравствует великий непобедимый Советский Союз!» [53; 364].

На митинге в Новой Вилейке 70-летний рабочий Беккер сказал: