Владимир Смирнов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

«Мы двадцать лет ожидали Красную Армию. Мы все время смотрели на Восток и ждали, когда придут наши товарищи и помогут нам освободиться от жестокого гнета. Сегодня мы этого дождались» [53; 364-365].

В деревне Плитаницы крестьянка Корнилова заявила:

«Я рада до слез, что к нам пришли товарищи. Пропадом пропадите паны! Мы тоже хотим жить как люди» [53: 365].

24 сентября священник (!) Дмитрий Павелко из села Городно Любомльского повята написал стихотворение «Захидна Украина до Великой Советской России»:

До тебе ридная Россия

Я простягаю руки

Бо ты сестра моя и надия

Спаси мене от муки.

Ты що позбулася недоли

Шо скинула кайданы

Ратуй мене верны з неволи

Ликуй смертельны раны.

Прийми мене до своего дому

Дай в себе хоч куточек

Я не заваджу там никому

Бо я – малый шматочек.

Прийми и диток моих маленьких

Воны не мають дому.

Я их не дам таких дрибненьких

У наймити никому.

Хай и воны зазнают доли

Шо людям засвитила

Хай не клянут мене в неволи

Шо я их породила.

А як приймеш ты нас до себе

Як здийснится надия

Тоди и на смерть пийдем за тебе

Прими же нас Россия [53: 365].

Такие же настроения наблюдались и в полосе действия Белорусского фронта, где местное население заявляло:

«Не ожидали мы такого освобождения, если бы не Советский Союз, нам бы так бы и пришлось помереть, не увидев свободы» [53: 365-366].

На митинге в Глубоком 76-летняя местная жительница заявила:

«Спасибо, дорогие товарищи, спасибо товарищу Сталину. Мы вас ждали 20 лет и вот теперь дождались долгожданных гостей. Теперь мы вместе с вами будем уничтожать поработителей. Спасибо товарищи» [53: 366].

Более радушно встречали советские войска жители самых восточных районов Польши. По мере продвижения на запад политорганы войск отмечали более спокойные настроения, но и там трудящиеся были рады приходу Красной Армии [53: 366].

Те из «правдолюбцев», которые объявляют все вышеуказанные и подобные им советские свидетельства (которых множество) «изделиями» сталинского агитпропа могут обратиться к свидетельствам польским. Так, пленный польский офицер Генрих Гожеховский, вспоминая свое пленение нашими солдатами в сентябре 1939, повествует:

«… потом нас погнали пешком в Ровно. Как сейчас помню: когда мы проходили по городу, во многих местах, в основном на еврейских лавчонках, висели узкие красные флаги. Было ясно видно, что это польские флаги, от которых оторвана верхняя часть. Еврейки и украинки выплескивали на нас нечистоты, крича: «Конец вашему польскому государству»» [58: 41].

Очень красноречивое свидетельство, не так ли? Впрочем, помои на голову – это меньшее, чем могли «наградить» украинцы и белорусы «бравое» польское офицерство. Дело могло принять и более серьезный для последнего оборот. Так, в своем донесении Сталину от 20 сентября 1939 года начальник Политуправления РККА Л.З. Мехлис отмечал:

«Польские офицеры, кроме отдельных групп, потеряв армию и перспективу убежать в Румынию, стараются сдаться нам по двум мотивам: 1) Они опасаются попасть в плен к немцам и 2) Как огня боятся украинских крестьян и населения, которые активизировались с приходом Красной Армии и расправляются с польскими офицерами. Дошло до того, что в Бурштыне польские офицеры, отправленные корпусом в школу и охраняемые незначительным караулом, просили увеличить число охраняющих их, как пленных, бойцов, чтобы избежать возможной расправы с ними населения» [58: 41-42], [63: 188].

Т.е. польские офицеры в плену у противника спасались от собственных граждан! Каково же было отношение этих граждан к ним? Очевидно, подобное отношение они заслужили.

Еще до вступления советских войск в Западную Украину и Западную Белоруссию их население стихийно начало организовывать вооруженные отряды, которые боролись с поляками. Из донесения НКВД Белорусской ССР НКВД СССР от 12 сентября 1939 года об обстановке на сопредельной территории:

«В пограничных уездах Виленского воеводства, в Докшицкой, Парафиевской волостях отмечаем попытки организации партизанских групп с намерением разгрома имений, кулаков, учреждений… В м. Глубокое, Лутки имели место поджоги, порча телеграфных, телефонных проводов» [63: 188-189].

С вступлением Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину повстанческие отряды активизировались. Они оказывали поддержку подходящим красноармейским частям в боях с поляками, разоружении польских военных. В помощь нашим войскам на освобожденных территориях создавались отряды народной милиции и рабочей гвардии, которые сыграли большую роль в борьбе с укрывшимися в лесах бандами, состоявшими из польских офицеров, жандармов и помещиков [53: 380-381].

Убедительнейшим доказательством восприятия основной массой западных белорусов и украинцев прихода Красной Армии как освобождения являются события, связанные с отводом советских войск на восток, к демаркационной линии, определенной германо-советским договором о дружбе и границе. Население не только выражало свое сожаление в связи с этим отводом, но и в массовом порядке изъявляло желание эвакуироваться в СССР [53: 366].

2 октября Политуправление Украинского фронта издало директиву об организации эвакуации населения через местные временные управления. 3 октября Политуправление Белорусского и Украинского фронтов получили директиву Политуправления РККА № 0271, в которой сообщалось, что нарком обороны дал указание пропустить через определенные пункты на территорию СССР желающих эвакуироваться. Беженцев следовало размещать в селах и городах, эвакуацию провести так, чтобы она не мешала движению войск [53: 366].

При этом в директиве содержался вот такой пункт:

«Никакой агитации за уход населения с освобождаемой нами и занимаемой немцами территории не допускать» [53: 366].

3 октября приказ, касающийся эвакуации населения с оставляемых Красной Армией территорий, отдал нарком обороны. Он в основном повторял положения директивы Политуправления РККА и был адресован командующим Белорусским и Украинским фронтами [53: 366-367]. В первоочередном порядке подлежали эвакуации лица, оказывавшие активную помощь Красной Армии и советским властным структурам на местах: члены временных правлений, народные милиционеры, активисты. Разумеется, с ними эвакуировались и их семьи [53: 367].

Однако желающих уехать в СССР было много больше, и они сами двинулись на восток. Многие ехали с родственниками и знакомыми на своих подводах, трофейных и войсковых автомашинах. Только за 6-7 октября во временных управлениях на территории восточнее Западного Буга зарегистрировалось свыше 7 тыс. семей (около 20 тыс. человек) [53: 367]. Для них были организованы специальные пункты приема эвакуированных с питанием и медицинским обслуживанием. Размещение крестьян в селах проходило легко, тогда как с размещение горожан возникали проблемы. Только в полосе действий 5-й и 6-й армий было эвакуировано до 12 октября свыше 42 тысяч человек [53: 367].