Михаил Бенцианов - Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв.

К концу XIV в. в рядах московского боярства было представлено сразу несколько фамилий, имевших княжеское происхождение. Из смоленского княжеского дома к ним относились Всеволожи-Заболоцкие, измельчавшие потомки фоминских князей: Крюковы, Собакины-Травины, Вепревы, Ржевские, Толбузины, Полевы и Еропкины, Порховские, а также, возможно, Нетшичи [40] Александр Нетша по родословной памяти был сыном князя Федора Константиновича, сына Ростислава Смоленского. . От муромских князей выводили свое происхождение Овцыны и Лыковы, от козельских – Сатины, а от галицких – Березины, Осинины и Ивины. Княжеский титул потеряли даже Волынские, связанные брачными узами с семьей московских великих князей [41] Веселовский С. Б. Исследования. С. 285–286, 331–332, 359, 361, 363, 369, 418, 458; Кузьмин А. В. На пути в Москву: очерки генеалогии военно-служилой знати Северо-Восточной Руси в XIII – середине XV в. М., 2014. Т. 1. С. 59—197. .

Ситуация в Москве была типичной и для других территорий Северо-Восточной Руси. В соседнем Тверском княжестве из числа «князей» выбыли Карповы и Бокеевы (князья Фоминские). На родство со смоленской династией претендовали также белозерские вотчинники Монастыревы [42] Веселовский С. Б. Исследования. С. 374–376; Кузьмин А. В. На пути в Москву… Т. 1. С. 240–250. А. Л. Грязнов поставил под сомнение княжеское происхождение Монастыревых (Грязнов А. Л. Княгиня Федорова Федосья // Ежегодник историко-антропологических исследований. М., 2008. С. 31). . Потомками князей (неизвестного происхождения) могли быть Липятины [43] Предположение А. В. Кузьмина об их связи с князьями Фоминскими выглядит недостаточно обоснованным (Кузьмин А. В. На пути в Москву… Т. 1. С. 137–140). . Глухие сведения о княжеском происхождении присутствовали позднее при упоминании Косицких (Косицкий стан Верейского уезда), Татищевых и Писемских [44] АСЭИ. М., 1958. Т. 2. № 410. С. 432. Татищевы выводили себя от смоленских князей. Эта легенда не отличается правдоподобностью. Учитывая их гипотетическое родство с галичанами Писемскими и наличие вотчин в Дмитровском уезде, можно предположить их связь с дмитровско-галицкими князьями. В добавление к приведенным Ю. В. Татищевым сведениям о связях Татищевых и Писемских стоит упомянуть поминание «благоверному князю Стефану Павловичю Писемскому», погибшему под Казанью, в синодике Успенского Ростовского собора (Татищев Ю. В. Татищевы и Писемские // Сборник статей, посвященных Л. М. Савелову. М., 1915. С. 70–78; ПИРСС. С. 195). , а также Кузьминских [45] Вероятными потомками князя Петра Кузьминского, погибшего в 1437 г. на Белеве, были юрьевские дети боярские Кузьминские (АСЭИ. М., 1952. Т. 1. № 598. С. 496). . Аналогичные процессы происходили и за пределами Северо-Восточной Руси. В Новгородской земле князья Копорские вошли в состав местных землевладельцев, потеряв свой титул [46] Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. Историко-генеалогическое исследование. М., 1981. С. 213–228. .

Интересно отметить, что, переходя на положение московских бояр и лишаясь княжеского титула, некоторые князья сохраняли родовые земли. Александр Поле Фоминский несколько раз фигурировал в летописях в качестве боярина Дмитрия Донского и его сына Василия. При этом еще Н. Д. Квашнин-Самарин обратил внимание на то, что городок Старый Березуй, один из центров Фоминского княжества, имел второе название Полево, то есть когда-то принадлежал самому А. Б. Полю или кому-то из его прямых потомков. Полевы впоследствии продолжали владеть вотчинами в соседнем Зубцовском уезде, земли которого ранее входили в состав того же фоминского княжества. Если правильным является тождество А. Б. Поля и упомянутого в московско-литовских договорах князя Александра Борисовича Хлепенского, то уместным кажется предположение о сохранении ими здесь традиционного набора княжеских прав [47] Квашнин-Самарин Н. Д. Исследование об истории княжеств Ржевского и Фоминского. Тверь, 1887. С. 27; Чернов С. З. Волок Ламский… С. 182. Не исключено, что от прозвища Михаила Крюка, сына князя Федора Красного Фоминского и боярина Василия Дмитриевича Московского, происходило название селения Крюково и деревни Крюково в границах бывшего Фоминского княжества. .

Позднее московский боярин (определенно с начала 1460-х гг.) и воевода князь Василий Косой Оболенский фигурировал в московско-литовском договоре 1449 г. как служилый князь Василий Иванович Тарусский [48] Горский А. А. От земель к великим княжениям. «Примыслы» русских князей второй половины XIII–XV в. М., 2010. С. 117–121; Шеков А. В. Верховские княжества. Середина XIII – середина XVI века. М., 2012. С. 151–152; Келембет С. Н. Тарусское княжество и его уделы // Средневековая Русь. М., 2018. Вып. 13. С. 92–93. .

Первоначально владетельные князья, оказавшиеся под властью Москвы, лишались своих земель и могли получить их уже в качестве пожалования. Из Можайска в начале XIV в. были изгнаны представители местной династии (князья Смоленские). Дмитрий Донской позднее согнал со своих уделов князей Дмитрия Галицкого и Ивана Стародубского [49] ПСРЛ. Т. 11. С. 2. . И если князья Стародубские позднее вернули себе свои «отчины», то территория Галицкого княжества вошла в состав московского «домена».

По мере расширения территории Московского княжества и включения в его орбиту большого числа прежде независимых княжеств такое решение проблемы становилось довольно проблематичным. Общее число различных владетельных князей было слишком велико. Некоторые из них были связаны с семьей Калитовичей давними союзническими обязательствами и родственными узами. Препятствовали активному проявлению силового сценария также внешние факторы. Крупномасштабное применение силы в отношении подданных (в прямом значении этого термина) князей вряд ли нашло бы поддержку у ордынских правителей. Гарантом «старины» для верховских князей и, вероятно, некоторых других выступало Великое княжество Литовское, серьезные конфликты с которым не входили в планы Дмитрия Донского и его преемников [50] Кром М. М. Меж Русью и Литвой. Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца первой XV – первой трети XVI в. М., 1995. С. 46, 87. .

Долгая и изнурительная борьба с изгнанными суздальско-нижегородскими князьями, пытавшимися вернуть себе свои земли, показала бесперспективность такого подхода. Значительно проще было использовать ресурсы князей в своих целях, тем более что такого рода практика также имела длительную историю. Большое число владетельных князей сохранило за собой свои княжества «под рукой» у московских князей. Взамен они обязывались служить им вместе со своими боярами и слугами.

Впервые служилые князья, без употребления самого этого термина, фигурируют в московско-тверском договоре 1399 г. [51] Назаров В. Д. Служилые князья… С. 178–179. Легализация их статуса была зафиксирована в межкняжеских договорных грамотах: московско-тверские, московско-литовские договоры, а также докончания князей внутри московского княжеского дома [52] Близкое к служилым князьям положение занимали, похоже, мещерские князья, чей статус оговаривался в московско-рязанских договорах. . В случае отъезда «служебных князей» к другому «сюзерену» их земли подлежали конфискации: «А князей служебных с вотчиною в службу не приимати. А которые имут служити, и им в вотчину свою не вступаться». Указанное требование неизменно подтверждалось на протяжении всего последующего столетия и находило применение на практике. Как заметил В. Д. Назаров, в родословной князей Ярославских упоминается Андрей Львович Дулов, который «отъехал во Тверь, потому и вотчины отстал» [53] ДДГ. № 24. С. 65; Назаров В. Д. Служилые князья… С. 191; Родословная книга князей и дворян российских и выехавших… (далее – Род. кн.). М., 1787. Ч. 1. С. 178. .