Михаил Бенцианов - Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв.

В сущности, приведенная формулировка из княжеских докончаний является единственным упоминанием служилых князей и оставляет возможности широкого толкования для определения критериев соотнесения того или иного лица с этой категорией, которая изначально имела, видимо, не слишком отчетливый характер. Очевидна связь служилых (служебных) князей со службой. Выезд на службу князей с конца XIV в. сопровождался характерной формулировкой «служити». Эта формулировка присутствовала при описании выездов князя Александра Нелюба Гольшанского, Свидригайло (видимо, не было в Троицкой летописи), а позднее была повторена применительно к верховским князьям – Дмитрию Воротынскому, Ивану Перемышльскому, Ивану, Андрею и Василию Белевским, Михаилу Мезецкому, отъезжавших к Ивану III со своими «отчинами» [54] ПСРЛ. Т. 18. С. 151, 154; «Служити» могли, конечно, не только князья. «Хотяще служити» приезжали в 1392 г., например, «двора царева постелныки» (Приселков М. Д. Троицкая летопись. С. 443). .

Скорее всего, определяющим фактором для служилых князей в Северо-Восточной Руси была служба по договору, при признании их «княжеского» статуса принимающей стороной. Упоминание о таком договоре великого князя Василия Дмитриевича с тарусским князем Дмитрием Семеновичем сохранилось в описи Посольского приказа 1626 г. [55] Опись Посольского приказа 1626 г. М., 1977. С. 37. По родословной росписи «в докончание его князь великий Василей пожаловал принял». Менее очевидной представляется связь служилых князей с обязательным наличием у них собственных княжеств, на чем настаивал, например, В. Д. Назаров [56] Назаров В. Д. «Господь, князь великий, служилые князья, и Государев двор в России XV века // Древнейшие государства Восточной Европы. 2005 год. Рюриковичи и Российская государственность. М., 2008. С. 347. . При смене ими своего «государя» и потере родовых «отчин» (как это предусматривалось по букве межкняжеских докончаний) они могли сохранять без изменения свой статус «князей». Этот момент никак не оговаривался в сохранившихся текстах договоров и, видимо, оставался вне поля интересов сторон. Те же Дуловы, а также и Морткины, впоследствии сохранили на тверской службе в качестве маркера свой княжеский титул и упоминались с ним в позднейших источниках [57] В Дворовой тетради некоторые из Дуловых упоминались уже без титула. .

В родословной князей Белевских был зафиксирован неприятный для них эпизод, относящийся к 30-м гг. XV в.: «князь великий было Василий (Василий Темный. – М. Б. ) свел их с вотчины з Белева в опале, а дал им Волок, и жили на Волоце долго, и князь великий пожаловал и, опять им вотчину их Белев отдал». Белевские, безусловно, входили в число служилых князей и впоследствии были признаны в этом качестве как литовскими, так и московскими правителями. Свой статус они, по всей видимости, сохраняли и во время вынужденной ссылки, о чем свидетельствует последующее возвращение им территории родового княжества. Брак князя В. И. Косого Оболенского, одного из виднейших представителей своей фамилии, с Евпраксией Белевской, отмеченный в родословцах, показывает, что Белевские высоко котировались среди московских «князей» [58] Кром М. М. Меж Русью и Литвой… С. 44–46. .

Периодически во всех княжеских династиях Северо-Восточной Руси происходили политические коллизии, вынуждавшие их представителей искать пристанище у соседей. Иногда им удавалось впоследствии вернуть себе прежнее положение. Среди тверских князей Василию Дмитриевичу Московскому служил какое-то время Иван Холмский, женившийся на его сестре. Он был отправлен князем в Псков, а позднее вернулся обратно в Тверь, возвратив себе права удельного князя. В Москве какое-то время находился и его брат Юрий [59] Меркулов И. В., Штыков Н. В. Князья Холмские в системе политической элиты Русского государства в конце XV–XVI в. // Известия Самарского научного центра РАН. Самара, 2016. Т. 18. Вып. 6. С. 8. . На литовской службе подвизался известный сторонник Свидригайло Андрей Дорогобужский, который еще раньше отметился на службе в Новгороде. Он получил свое обозначение, впоследствии ставшее фамилией его потомков, от смоленского Дорогобужа, центра его владений в Великом княжестве Литовском. После подавления восстания в Смоленске в 1440 г. он вернулся в Тверское княжество. В 1444 г. он был воеводой в походе на Новгород, затем в 1446 г. ездил в Вологду «опытать о великомъ князе Василии», а в 1452 г. был отправлен в погоню за отрядом Дмитрия Шемяки, напавшим на Кашин. Судя по его упоминанию среди «братии молодчей» Бориса Александровича в жалованной грамоте Успенскому Отрочу монастырю, ему удалось восстановить свой статус при тверском дворе. Позднее Дорогобужским принадлежали вотчины на территории Тверского уезда [60] Полехов С. В. Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века. М., 2015. С. 571–572; АСЭИ. Т. 3. № 117. С. 153–154. Издателями акт отнесен приблизительно к периоду 1435–1437 гг. В 1434 г., а скорее и ранее, А. Д. Дорогобужский, однако, уже владел Дорогобужем и вряд ли мог оказаться в компании своих родственников. Скорее, указанное пожалование относилось к периоду уже после его бегства из Смоленска. Писцовые материалы Тверского уезда XVI века (далее – ПМТУ). М., 2005. С. 58, 260, 309. .

Периодически в Литву бежали и князья московского дома. В XV в. они получали там земельные владения и становились служилыми князьями. В 1446 г. Василию Боровскому (ранее в Литву отъезжал его отец Ярослав) Казимир IV передал Брянск, Стародуб, Гомель и Мстиславль. Затем он включился в борьбу за восстановление на престоле Василия Темного и вернул себе свой удел. Трудно сказать, как сложилась бы его судьба на литовской службе. Скорее всего, он бы узаконил свой статус в качестве одного из вассалов литовского господаря. В дальнейшем практика передачи крупных владений московским эмигрантам была продолжена. Ивану Можайскому были отданы Чернигов, Стародуб, Гомель и Любеч. Ивану Шемячичу – Рыльск и Новгород-Северский, а Ивану Боровскому (сыну упомянутого ранее Василия Ярославича) – Клецк и Рогачев.

Большое число такого рода изгнанников оседало в Новгороде и Пскове, которые охотно принимали их на свою службу. В качестве «служебников» этих республик они сохраняли статус князей, могли содержать внушительные отряды [61] В 1461 г. на службе у князя А. В. Чарторыйского в Пскове состояло «кованой рати 300 человек, опричь кошовых». , а впоследствии претендовать на обладание тем или иным «столом» [62] Янин В. Л. Новгород и Литва: пограничные ситуации XIII–XV веков. М., 1998. С. 90—101. . Нередко князья в Новгород и Псков назначались «из рук» правителей соседних великих княжеств.