Павел Норвилло - Знание! Кто «за»? Кто «против»? Воздержался?

Гораздо увереннее чувствуют себя враги знания там, где сообщение об открытии не выглядит безупречно, и верные заметки и выводы перемежаются в нём с произвольными допущениями, излишне смелыми умозаключениями, а тем более прямыми просчётами. В таких случаях вслед за отчётом первопроходца обычно следуют более или менее агрессивные комментарии, в которых ошибки и упущения автора открытия будут всячески подчёркиваться, а его достижения – принижаться и перевираться. И для людей, мало знакомых с данной проблематикой и не имеющих большого опыта аналитической работы, всё это действительно может сильно затруднять понимание того, кто и что здесь пытается доказать и каков же главный предмет разногласий. А если пытающиеся разобраться, устав блуждать в путанице формулировок и нестыковках интерпретаций, в какой-то момент решат, что, мол, “чума на оба ваши дома”, и забросят соответствующий источник в самый дальний угол, то как раз защитников невежества такой результат полностью устроит.

Способность наукообразных пасквилей и передёргиваний запутывать аудиторию может многократно возрастать, когда они запускаются не вслед основному сообщению, а предвосхищают его. Поэтому там, где подготовка к опубликованию нового знания совершается на глазах или при участии мракобесов и тем не менее становится ясно, что первопроходцу удалось преодолеть все препоны и соответствующая информация вскоре станет широко доступна, так вот в таких условиях недоброжелатели автора могут, помимо дежурного шельмования и клеветы, попробовать перехватить у него инициативу оповещения об открытии. Хотя и с разными целями.

В начале настоящих заметок мы уже упоминали, что несовпадение в одном лице сделавшего открытие и сообщившего о нём обычно больше отражается на судьбе автора (вплоть до самых трагических последствий), нежели на плодах его труда. Ведь для теории и практики действительно важно лишь то, что: “На тело, погружённое в жидкость…”, – а упоминание рядом с формулировкой гидростатического закона имени Архимеда имеет в основном символический смысл, и ничего принципиально не изменилось бы, принадлежи это открытие, скажем, Пифагору или Ибн-Сине. (Что же до самого гражданина Сиракуз, то, почти не боясь ошибиться, можно утверждать, что о памяти лично для себя он если и думал, то в самую последнюю очередь.) Поэтому банальная кража приоритета и публикация под своим именем чужой идеи может в ряде случаев устроить выдохшегося учёного, но совершенно ничего не даёт идейным реакционерам, коль скоро новое знание всё равно становится общим достоянием.

Так что если первыми об открытии упоминают те, кого данное открытие не устраивает по политическим причинам, то делается это не для обычной информации о жизни научного мира, а ради устройства какого-нибудь подвоха. Например, опередить автора c докладом о новом успехе знания могут поручить некоей одиозной или скандальной фигуре, организовав весь спектакль так, чтобы липовый первооткрыватель как можно шире поделился с открытием своей антипопулярностью и как можно глубже скомпрометировал в массовом и профессиональном сознании самый образ опасной идеи. Плюс к тому оригинальные находки могут смешиваться с чьими-то чужими результатами, так что уже сам автор, выступая с отчётом о своей работе, предстаёт плагиатором и оказывается вынужден доказывать, что он тут не при чём и вообще не верблюд. Но в любом случае, когда искажённая версия открытия опережает подлинное авторское сообщение и создаёт у аудитории предубеждение и к тому, и к другому, это мешает сразу разобраться, где же здесь наука, а где пародия на науку. Мракобесы же, стравив первопроходца с самозванцем (или самозванцами), как минимум, выигрывают время для перегруппировки сил и создают себе более или менее серьёзный плацдарм для дальнейших провокаций против неугодного знания.

2г) Как истребить знание.

Если сообщение об открытии не удалось перехватить или утопить в помехах, сведения о нём были признаны достоверными и начали распространяться, то последовательные мракобесы всё равно не оставляют усилий, призванных затормозить пропаганду нового знания и не допустить его внедрения именно в общественную практику. Потому что только с пересечением этого рубежа будущее открытия становится надёжно обеспеченным, а до тех пор враги знания сохраняют шансы в том числе на восстановление своих исходных позиций.

Дело в том, что сведения об открытиях сохраняются: а) в живой памяти; б) в записях (на камне, коже, бумаге, фото- и киноплёнке, магнитных дисках, иных вещественных носителях); в) непосредственно в способе организации жизнедеятельности в виде не-природных материалов, конструкций, технологий и т. д. Однако знанием в собственном смысле слова, человеческим знанием, являются только сведения, существующие в режимах а) и в). Что же касается “записанного пером” (или любым иным способом), то это есть не более как форма хранения “информации”, которая может стать источником знания, но при том непременном условии, что какой-то человек возьмёт на себя труд поднять и изучить соответствующее сообщение.

Так вот вся история попыток ликвидировать плоды научного поиска, уже включённые в массовое производство, свидетельствует, что подобные попытки никогда не приводили к успеху, но зато побуждали сторонников прогресса повышать надёжность и эффективность методов практического использования результатов теоретических изысканий 5 5 * И даже если отдельные люди, профессиональные корпорации или государственные структуры пытались оставить сведения о практически ценных открытиях только в своём распоряжении, то сохранить секретность на сколько-нибудь продолжительное время, как правило, не удавалось, поскольку прослышавшие о перспективных новинках конкуренты либо похищали их, либо самостоятельно проводили аналогичные (а то и более качественные) исследования. *. До тех же пор, пока прикладная ценность некоторого открытия ещё не установлена и воспроизводство сведений о нём не стало частью хотя бы одного серийного технологического процесса, сохранение живой памяти об этом открытии продолжает напрямую зависеть от степени благоприятности сочетания таких факторов, как: 1) желание и умение носителей соответствующих знаний эти знания пропагандировать; и 2) готовность и способность окружающих воспринимать разъяснения первопроходцев, их учеников, учеников их учеников и т. д.

Между тем далеко не всякое открытие можно изложить коротко и просто, есть немало действительно сложных явлений и процессов, для уяснения которых требуются не только талантливые преподаватели, но и очень серьёзные встречные умственные усилия аудитории. Так что даже те сведения, которые являются частью обязательных учебных программ, по-настоящему усваиваются далеко не всеми, кто “прослушал” соответствующие курсы.