Андрей Игонин - Москва и москвичи, претендующие на власть. Обыденная психология и социальная ориентация

На таком фоне представители арбатской субкультуры («дети Арбата», если следовать названию известной книги А. Рыбакова), персонифицированные в кинематографических образах О. Янковского, И. Смоктуновского, А. Збруева, О. Даля, О. Басилашвили, А. Лазарева, И. Костолевского и других, гораздо больше радовали глаз неискушенного зрителя. Человек арбатского типа был нарочито дегероизированным, полностью лишенным напыщенности, патетики. Из-за прессинга тоталитарной системы он немного согнулся, но не потерял ценных человеческих качеств, оставаясь простым и демократичным.

Обожающие героя фильма юные коллеги (например, младшие научные сотрудники, хирургические ассистенты, члены команды горноспасателей) обращаются к нему на «ты» и называют «стариком» или «старичком». Власти не любят и побаиваются его, но уважают за знания и профессионализм. Они используют человека с Арбата как палочку-выручалочку при катастрофах и стихийных бедствиях. Иногда власти «бросали кусок» герою фильма, и он брал его, презрительно морщась. Это давало возможность человеку с Арбата приобрести, например, собственный автомобиль и увезти на нем, к восторгу зрителей, любимую женщину от соперника.

Зрители не забывали отметить, насколько функциональна и модна одежда героя фильма, как естественно и элегантно он ее носит. В 70–80-х годах его одежда обычно состояла из водолазки, кожаного или замшевого пиджака, модного шарфа, повязанного с рассчитанной небрежностью. Знающий человек мог даже зафиксировать наличие на ногах героя удобных и практичных туфель, например, фирмы «Саламандра». Куда там артисту, играющему секретаря обкома, с его похожим на мундир сине-серым костюмом, хотя бы и пошитым в лучшей кремлевской мастерской, а также галстуком темных тонов!

Если говорить о представителях пролетарской субкультуры, то их внешний облик на примере персонажей кинофильмов начала 80-х годов уже продемонстрировать, к сожалению, трудно. Отошли в прошлое кинокартины довоенные и первых послевоенных годов, в которых на переднем плане были герои Н. Крючкова, Б. Чиркова, П. Алейникова, Б. Андреева. Далее кинематографисты начали из-за ослабления идеологического пресса пренебрегать обязанностями показа рабочего человека – положительного героя своего времени. Можно сослаться лишь на некоторых героев Н. Рыбникова, О. Ефремова или А. Баталова, застрявших на полпути между рабочим и интеллигентом. Тем не менее, какие-то общие внешние черты московского пролетария начала 80-х годов все же имеются. Эти люди одевались проще, чем «дети Арбата» или «кунцевская элита». Как и у их собратьев из провинции, особенности внешнего поведения нередко включали в себя привычки, характерные для обитателей мест лишения свободы. К ним относятся, например, запахивание куртки-«клифта», нарочитая сутулость, пританцовывание, сплевывание сквозь зубы, поза отдыха на корточках, прислонившись к стене, или другие стилизованные движения и поступки. Нередко в их поведении отражались обычаи военного быта, казармы с их культом мужественности и нарочитой агрессивности, а также словечки и жесты, демонстрировавшие любовное отношение к алкоголю.

Московские люди пролетарского типа, однако, всегда отличались от своих провинциальных собратьев определенным столичным лоском, следованием моде, хотя это и скрывалось обычно под маской напускного пренебрежения к своему внешнему виду. Вообще многие особенности поведения московских пролетариев характеризовались демонстративностью, эпатажем, нарочитым цинизмом. Под такой манерой были, как правило, спрятаны их комплексы, сформировавшиеся в результате болезненного жизненного опыта, который они получали, не сумев «выбиться в люди».

Переходя к оценке происхождения и предпочитаемых мест жительства представителей московских субкультур, можно начать с того факта, что арбатская субкультура – наиболее традиционная и укоренившаяся в Москве [3] Под коренными москвичами обычно понимают людей, родившихся в столице. В Обществе коренных москвичей (есть и такое) отношение к понятию «коренной житель» более строгое. В члены Общества принимают только тех жителей Москвы, у которых здесь родилось и прожило не менее двух поколений предков. . Сталинско-брежневская машина отбора номенклатурных кадров была основана на постоянной отбраковке старых кадров и замене их новыми – как правило, выходцами с периферии, не очень образованными и культурными. Не случайно существовавшую систему власти называют охлократической. Как только номенклатурщик обосновывался в Москве, «поднабирался грамотешки», так его тут же отстраняли от должности (в лучшем случае). Тем более не нужны были охлократической власти потомки бывших начальников – слишком сообразительные и знающие себе цену. В отдельных случаях они оказывались все-таки достаточно гибкими и пластичными, чтобы снова приблизиться к власти.

Как раз вот такие династии и составляют, видимо, костяк представителей арбатской субкультуры. Вначале ряды людей арбатского типа пополнялись за счет потомков так называемой ленинской гвардии, потом – сталинской гвардии и наконец хрущевско-брежневской волны людей с юго-запада страны.

Далее кадровая машина начала давать сбои, и какие-либо четкие закономерности проследить уже трудно.

Люди с Арбата всегда чувствовали себя изгнанными из рая, хранили в генах информацию о тех сладостных годах, когда их предки обладали бесконтрольной властью. С другой стороны, они ненавидели людей, которые сейчас были у власти. Поэтому у человека арбатского типа огромный, подчас болезненный, интерес к власти всегда сочетался с фрондирующей позицией по отношению к реальным властителям (романы Ю. Трифонова или А. Рыбакова, песни Б. Окуджавы).

Традиционным московским династиям всегда удавалось, тем не менее, сохранять за собой несение функций по интеллектуальному и идеологическому обслуживанию власти.

Они являлись носителями наиболее ценных сведений, циркулирующих в информационной кровеносной системе советской власти. Между представителями кунцевской и арбатской субкультур обычно складывались такие отношения, при которых они нуждались друг в друге. Люди арбатского типа обладали достаточным интеллектуальным и духовным потенциалом, чтобы оказывать на общество большое влияние, но не могли этот потенциал реализовать, так как не имели прямого доступа к власти.

Люди из Кунцево, наоборот, обладали властью, но из-за недостаточной образованности и культуры не могли сами квалифицированно и компетентно эти властные полномочия реализовывать.

Прохождение предков через властные структуры являлось, естественно, не единственным каналом пополнения представителей арбатской субкультуры. В благоприятные периоды этот слой разрастался сам по себе, «размножаясь делением» или увеличиваясь за счет приезда родственных им по происхождению и духовному облику людей с периферии. Арбатская среда вовлекала в себя даже тех, кого вначале вообще нельзя было четко идентифицировать с точки зрения принадлежности к какой-либо субкультуре, постепенно преобразовывая их взгляды и привычки таким образом, что они сливались с данной средой.