Олег Соколов - Лабиринты времени

– Нам нужно было решить вопрос с лошадью. А собрание, наверное, можно закончить всеобщим одобрением всех решений, – ответственно заявила мадам Феня.

– Что, так достала лошадь? – спокойно спросил чекист.

– А вы думаете, нет? Таки да, но нас в порту не слушают, и если вы нам поможете, то Ягве, потихоньку от всех, получит свечку на ваше имя.

– Подождите, соседи! Я не сказал, почему отказался от частной практики, – попытался остановить людей и вновь обратить на себя внимание врач.

– Соломон, ты отказался, потому что мы обещали вышвырнуть твоих пациентов и набить тебе лицо, ведь в нашем дворе живут дети. Такое обещание дали Кацик, Пава и еще кое-кто. Так? – спросила мадам.

– Так. Но пусть оперуполномоченный знает, что я могу…

– Соломон, он ушел с Павой и с лошадью. Забирай стол. Кацик, помоги врачу стол отнести. А мне опять убирать за этой лошадью, – вздохнула мадам Феня.

«Как изменился Пава, он стал настоящим биндюжником и одесситом, – думала мадам Феня, убирая за лошадью. – Пять лет – и не узнать человека, нечего и сравнивать с тем Павой, которого у моря, когда-то нашел Веня. Сейчас у Павы уже подросли дети, и просто не верится, что в нашем дворе каких-то пять лет назад было тихо».

– Боря, Галя, Хилька, Ефимка и Гнат, шо вы так раскричались? А ну тише, сорванцы, – проговорила мадам Феня. – Шо за имена дал Пава детям? Правда, он не еврей, и это его немного оправдывает в моих глазах. Ну нет, чтобы послушать знающих людей и назвать Ося или Изя, а то… Игнат и Боря.

Во дворе что-то заскрежетало, грохнуло и повалил дым. Мадам Феня выскочила на улицу. Все дети кричали и прыгали вокруг костра, шо чертенята.

– Пава, ты где?

– Папа с мамой ушли в клуб, а нас оставили под присмотром Хильки дяди Додика.

Мадам Феня набрала ведро воды и залила костер.

– На шо вы похожи? Черные от дыма. Де вас носило? Я спрашиваю или как? Опять в катакомбы лазили? Признавайтесь, негодники. Вот вам корыто, наносите воды и помойтесь.

– А под колонкой? – спросил Боря.

– Под колонкой нельзя, там через пять минут озеро будет, и вы весь двор зальете водой.

– Мы не будем таскать такие тяжести, мы еще маленькие, нам нельзя, – возмущались дети.

– Берите по полведра, – парировала мадам Феня.

– Мы на море пойдем, – сказал Боря и, тут же развернувшись, чуть было не побежал к морю, но крик мадам его остановил.

– Шо?!

– Под вашим присмотром, мадам Феня, – попросил Боря.

– Чтобы вы разбежались, шо зайцы по полю? Полезете под землю, спрячетесь, а мне потом перед вашими родителями отвечать? Нет уж, натаскайте воду – и мойтесь, пока ваши родители не пришли.

– Мы под землю не полезем, если пойдем на Ланжерон, – стали кричать дети.

– Таскайте воду, вы, буржуи и белоручки.

– Мы не буржуи, наш папа биндюжник, – стал спорить Боря с мадам Феней.

– Вы ленивые, а значит, буржуи. Завтра я приду к тебе в школу, Хилька, и скажу директору, чтобы построил всех детей, и перед всем строем с тебя сняли галстук. Буржуйские дети не могут быть пионерами.

– От тяжести бывает грыжа. Вы хотите, чтобы у нас была грыжа? – сказал Боря.

– А Павлик Морозов, он не думал о грыже, он жизнь отдал, – парировала мадам Феня.

– Его папа был кулак, а мы дети биндюжника, – упорствовал Боря.

– Если человек не буржуй, он любит работать, а вы только гулять, плясать, ползать по катакомбам, поджигать, кушать и какать в свое удовольствие хотите.

– Ладно, мы наносим воды, – согласились дети.

– Я хочу, чтобы Хилька дала честное пионерское.

– Я могу, – согласилась Хилька, – но без галстука слово недействительно.

– Носите воду, чертенята, и быстро.

– Мадам Феня, а столица земли что? – спросил Боря.

– Какая столица и какой земли?

– Да земли!

– Столицы могут быть только государств, шо вы мне голову морочите? Вам папа разве не отвечал на такие вопросы?

Боря, я же тебе рассказывала о земле и о городах, ты что, забыл? Это он подлизывается, хочет альбом ваш посмотреть, ему картинки очень нравятся.

– А я повидла хочу, – сказала Хилька.

– А я думаю, что вы приготовили что-нибудь вкусненькое, как всегда. Вы так хорошо готовите, – проговорил Игнат.

– Идемте, подлизы – накормлю, покажу и угощу.

– А Одесса пишется всегда с большой буквы? – снова спросил Боря.

– Да.

– А земля?

– Нет.

– Значит, Одесса важнее земли, – загалдели дети.

– Значит, шо вы глупее, чем я думала.

Дети, сидя на диване, ели бутерброды с вареньем и рассматривали альбом с картинками.

– О, на деда Гольцмана похож.

– Он, смотрите, мадам Феня, точно Гольцман.

– Один в один.

– Это не Гольцман, дети, это фараон. Он уже мертвый и ему больше двух тысяч лет, – сказала мадам Феня.

– Я думал, Гольцман моложе, – сказал Боря.

– Это не Гольцман, Боря, это – фараон.

– Ты права, Гольцман никогда не был фараоном, иначе мы бы знали. Гольцман нам всю свою жизнь уже рассказал, он простой сторож.

– Мадам Феня, а он хорошо сохранился для двух тысяч лет.

– Он забальзамированный, поэтому и сохранился, – ответила мадам Феня.

– Значит, если забальзамировать, то человек не постареет?

– Да.

– Тогда давайте забальзамируем папу.

– Бальзамируют, Боря, только мертвых.

– Жаль, – сказали дети хором, доели бутерброды, попрощались с мадам и ушли. Мадам Феня прилегла и немного даже задремала, когда ее разбудил переполох во дворе. Мадам поднялась и, подойдя к окну, отдернула занавеску:

– Что случилось?

По двору бегали мокрые с головы до пят Додик со своей женой Региной, Соломон, жена Павы, Кацик и сантехник.

– Я перекрыл воду. А кая-то сволочь залезла в люк и открыла вентиль. Я сделать ничего не успел.

Мадам Феня выскочила во двор. Кацик отжимал платье жены Павы. Самого Павы не было, из люка торчала чья-та задница и две ноги в брюках. Это Пава, догадалась мадам.

– Какой сильный напор, как при потопе, – смеялся Кацик.

– Не щупай жену Павы! А ты, Соломон, на шо вытаращился? Зеньки не повыползают?

Все стали смеяться. Пава из люка вытаскивал детей.

– Пава, ты даже не подозреваешь, кто помогал выжимать платье твоей жены. Куда ты смотришь?

– На детей, мадам Феня.

Дети были грязные и мокрые.

– Они только час назад вымылись от такой же грязи.

– А мадам Феня нас накормила.

Все засмеялись, а на Соломона напала икота. Вылез сантехник, черный от грязи и мазута, и тоже засмеялся, глядя на детей и взрослых. Все – грязные и мокрые – стоят полукругом и хохочут.

– Шоб я так всю жизнь смеялась, – сказала мадам Феня. Все захохотали еще громче.

Шестнадцатого сентября сорок первого года в город вошли румыны и фашисты. Город уже был разрушен, пресной воды не было, и пришедшая власть возобновила расстрелы с новой силой. Голод и холод уже забрали жизни Додика, его детей и жены. Соломона расстреляли, а мадам Феня пропала где-то в Германии, куда увозили в товарных вагонах всех пойманных евреев. Вечер уже, иди спать. Завтра, если захочешь, я дальше расскажу о нашей жизни.