Энрико Коломбатто - Рынки, мораль и экономическая политика. Новый подход к защите экономики свободного рынка

И хотя эта точка зрения не слишком отличается от того, в чем видит свое назначение нормативная экономическая наука и сегодня (достижение общих целей), именно в XVIII в. стало очевидно: для того чтобы помогать государю увеличивать его богатство и власть, усилия должны направляться к открытию вечных (объективных) законов обмена, производства и распределения, определяемых природными явлениями (и схожих с этими законами). В то же самое время делу определения «справедливого» состояния дел и последующему приближению к такому состоянию должны были помочь рассуждения об «инстинктах добродетели» (существовавшая тогда версия закона природы), с тем чтобы распознавать ситуации, когда человеческая иррациональность не позволяет природе следовать своим путем, обеспечивая желаемые результаты. Этот путь, ведущий к цели, должна была указать религия.

«Естественный ход вещей не может быть совершенно изменен его [человека] слабыми силами… религия укрепляет естественное чувство долга. Вследствие этого, глубоко религиозные люди вообще вызывают большее доверие к своей честности» [Smith (1759), 1982, p. 168], [Смит, 1997, с. 170, 172].

Эта установка ученого объясняет, почему классическая традиция не предусматривает существования частных дисциплин, на которые подразделялась бы общая экономическая теория [34] Согласно «Journal of Economic Literature», по состоянию на май 2010 г. экономическая наука подразделялась на 19 крупных разделов, в которые были сведены 116 частных дисциплин. Хотя некоторые из этих разделов и частных дисциплин в действительности не входят в экономическую теорию в собственном смысле слова (например, экономическая история, городское планирование, эконометрика), степень фрагментации и корректно определенной экономической науки остается весьма существенной. : все экономические проблемы по необходимости находят место в терминологической системе общего (естественного) равновесия, поскольку лишь общий подход может позволить формулировать выводы в терминах природных явлений. К тому же поиск общих законов подразумевает необходимость понимать логику (механизм) процессов сельскохозяйственного производства (действие) и торговли (взаимодействие), причем для этого нет необходимости учреждать какую-либо более дробную специализацию. В действительности частные дисциплины приобретают важное значение, только если изучаемые действия (и взаимодействия) относятся к различным сферам, для каждой из которых характерны свои особенности, зачастую имеющие разную природу.

Воззрения XVIII в. проливают свет также и на ту роль, которую играла доктрина laissez faire , название которой, хотя и восходит к реакции Тома Лежандра на политику государственного вмешательства Кольбера, но в большей степени отражает настоятельное стремление де Гурнэ, требовавшего, чтобы природе позволили свободно следовать своим путем [35] См. [Schabas, 2005, p. 49], более общий взгляд изложен Кейнсом в [Keynes, 1926] ([Кейнс, 2007а]). Де Гурнэ (1712–1759) внес многообразный вклад в экономическую науку, он предвосхитил концепцию распределенного знания Хайека, понятие добродетельного инстинкта торговли, в значительно большей степени популяризированное Смитом, а также феномен погони за бюрократической рентой, присущий организованным группам заинтересованных лиц (группам интересов). . Заключительное замечание (последнее по порядку, но, возможно, первое по важности) состоит в том, что такой взгляд на равновесие, сложившийся в XVIII в., объясняет, почему экономическая наука и в XIX в. сохранила это понятие (гипотетическое идеальное естественное состояние), и почему при реализации мер экономической политики становились все больше востребованными в качестве необходимых и оправданных такие способы восстановления «стабильности», которые требуют действий по ограничению, исправлению и наказанию в случае отклонения от известного и идеального состояния дел. Иначе говоря, первоначально под равновесием понималось некое естественное состояние человеческих обществ, правила функционирования которых были схожи с законами мира природы (т. е. с законами механики), так что попытки изменить их неизменно вызывали лишь неодобрение. Таким образом, применительно к экономической проблематике естественный порядок (равновесие) представлялся проблемой, имевшей долгосрочное измерение, так что научный интерес по необходимости концентрировался на долгосрочных характеристиках цен и производства, с особым упором на распределение дохода. Последствия этого мировоззрения мы, конечно же, пожинаем и сегодня. Так, например, и классическое, и неоклассическое определение конкуренции базируются на идее статического равновесия, т. е. точки пространства производственных возможностей, в которой показатель богатства достигает максимума. В соответствии с этой идеей фактически никто ни с кем не конкурирует, все заняты лишь выживанием, главная цель состоит в том, чтобы избежать убытков, а инновации представляют собой скорее плод инстинктивных действий, чем результат поиска и освоения новых возможностей получения прибыли [36] В отличие от авторов XVII в. Адам Смит предпочитал использовать для характеристики движущего мотива экономической деятельности человека понятие инстинкта, а не прибыли. Этот выбор можно объяснить его стремлением продемонстрировать, что свободный рынок добродетелен, поскольку представляет собой результат индивидуальных добродетельных (данных природной) импульсов. Оправдать жадность было бы трудней, и это могло бы поднять вопрос о роли купцов, т. е. тему, которая оставалась весьма деликатной и в конце XVIII столетия. В итоге если экономисты XVII в. думали, что ориентация на прибыль представляет собой фактическое принуждение к поддержанию естественного порядка, то, согласно Адаму Смиту, главным источником является присущая людям добродетель. См. также ниже раздел 2.4. . Эта доктрина также отвергает представление о конкурирующих производителях, стремящихся удовлетворить чьи-то потребности (т. е. спрос покупателей). В действительности эта статичная концепция равновесия представляет собой тот самый принцип, который сегодня вдохновляет деятельность антимонопольных органов, выступающих в одно и то же время регуляторами, судами и исполнителями решений.

Итак, с конца XVII в. и до так называемой маржиналистской революции 1870-х гг. сущность и содержание экономической науки имели в высшей степени стандартизированный облик, так что экономисты представляли собой однородную массу: они имели одинаковую точку зрения на предмет своей науки. Конечной целью экономической теории было понимание правил и последствий взаимодействий, имеющих место между индивидами, а также научение тому, как получить общество, которое работает должным образом [37] Более детально ситуация обрисована в работе [Schabas, 2005], где показано, что экономистов, работавших до Рикардо, отличала приверженность доктрине естественного порядка, регулируемого Провидением, тогда как авторы периода после Рикардо полагали, что естественный порядок подчиняется законам, продиктованным таким свойством природы, как редкость. , а именно в котором обеспечивается стабильность местных сообществ, отличающихся и удерживаемых вместе «приятностью взаимной симпатии» [38] Этими словами воспользовался Адам Смит для объяснения феномена сотрудничества (см. Smith (1759), 1982], [Смит, 1997, с. 35 и др.] Глубокий анализ понятия симпатии и некоторых приложений для общественных взаимодействий см. в [Holler, 2006]. , с одной стороны, и в котором обеспечены интересы, материальная выгода и власть политического органа (государя или государства) – с другой. Неудивительно, что в течение столетий в общественных науках равновесие было общепризнанной концепцией. В частности, экономическая наука лишь эпизодически проявляла случайный интерес к индивидуальному поведению и в еще меньшей степени – к личному потреблению. Центральное место – практически до самой середины XIX в. – на сцене науки занимало производство: «Политическая экономия… не занимается вопросами потребления богатства, не считая того, что потребление в ней признается неотделимым от производства или от распределения. Нам неизвестна какая-либо отдельная наука, предметом которой являются законы потребления богатства: возможно, эти законы являются лишь законами человеческого наслаждения. Политическая экономия никогда не рассматривает потребление само по себе, но всегда лишь с целью исследовать, каким образом разные виды потребления влияют на производство и распределение богатства» [39] Дж. Ст. Милль, цит. по [Jaffe, 1976, p. 516], [Жаффе, 2015, с. 72]. Вопреки распространенному мнению, противоречащие одно другому упоминания невидимой руки у Адама Смита также не имели никакого отношения к усилиям человека, направленным на увеличение потребления и богатства, что, однако, не останавливало его от предположения, согласно которому большинство людей в конечном счете ведут себя подобно машинам (что в сегодняшней терминологии трактуется как «отчуждение»), и что только государственное образование может восстановить человеческое достоинство. См. [Smith (1776), 1981, pp. 781–784], [Смит, 2007]. .