Энрико Коломбатто - Рынки, мораль и экономическая политика. Новый подход к защите экономики свободного рынка

«В чем состоит зародыш страсти, общей всему человечеству и состоящей в вечном стремлении к улучшению положения, в котором находишься? А в том, чтобы отличиться, обратить на себя внимание, вызвать одобрение, похвалу, сочувствие или получить сопровождающие их выгоды. Главная цель наша состоит в тщеславии, а не в благосостоянии или удовольствии; в основе же тщеславия всегда лежит уверенность быть предметом общего внимания и общего одобрения» ([Smith 1982 [1759]: 50], [Смит, 1997, с. 69–70]).

Эта новая установка не осталась без последствий. В частности, тот факт, что причиной обмена была названа некая инстинктивная человеческая склонность к торговле, а не различия в личных предпочтениях, не позволил сформулировать тезис о взаимной выгоде, которую люди получают от торговли. Адам Смит и авторы классической традиции не сумели понять, что обмен выгоден не только потому, что он позволяет специализироваться, но и потому, что в ходе обмена блага переходят от тех, кто ценит их относительно низко, к тем, кто ставит их относительно высоко. Естественным образом одна ошибка может с легкостью породить другую. Так именно и произошло: не поняв, что обмен основывается на различиях в субъективной природе ценности [43] Выгоды обмена имеют двоякую природу. Во-первых, существует выгода потребителя: даже если индивид А не развивает свои способности в порядке специализации и даже если он поддерживает структуру своего производства постоянной, то и тогда торговля позволяет ему увеличить его благосостояние – при условии что альтернативные издержки потребления блага X отличаются от относительной рыночной цены блага X (условий торговли). Эта выгода будет удержана по меньшей мере одним партнером по торговле вне зависимости от того, имеют ли остальные агенты отличающиеся предпочтения (или, иными словами, имеют ли они разные альтернативные издержки). Во-вторых, выгоды обмена связаны с разницей в относительной производительности сторон обмена – в зависимости от степени развития тех или иных способностей: обмен позволяет носителям разных талантов специализироваться на соответствующих видах деятельности, сокращая тем самым количество времени и/ или усилий, которые уходят у них на производство единицы блага X (или Y ), используемого либо для собственного потребления, либо для обмена на данное количество блага Y (или X ). Поэтому обмен увеличивает совокупные производственные возможности. Адам Смит осознавал феномен выгод обмена второго типа, но не понимал феномена выгоды потребителя. См. также [Rosenberg, 1994, ch. 2], в которой Розенберг указывает на вклад Чарлза Бэббиджа в экономическую теорию специализации. , авторы классической школы не сумели осознать слабостей своей трудовой теории ценности, в конце концов, спутав цены и ценность [44] Вероятно, Адам Смит также решил принять средневековую теорию вознаграждения, согласно которой оплата справедлива в той мере, в какой она вознаграждает трудовые усилия. Стоит отметить, однако, что в Средние века трудовая теория решала задачи, специфические для определенного исторического момента, а именно когда потребовалось дать моральное обоснование вознаграждению тех лиц, которые «продавали научные знания» (поскольку знания считались принадлежащими Богу), и оправдать прибыль купцов. Аналогичную оговорку нужно сделать и в отношении ранних, сделанных задолго до Смита, указаний на инстинкты, использовавшиеся для объяснения свободы торговли и торговли вообще: инстинкты являются синонимом человеческой природы, поэтому торговля становится моральной – как занятие, проистекающее из самой природы человека: «В мире нет ничего более обычного и естественного для человека, как заключать договоры, меняться, вести торговлю и торговать один с другим, так что для трех человек, имеющих случай беседовать между собой в течение двух часов, почти невозможно, чтобы они не начали говорить о сделках, покупках, обмене и прочих договоренностях такого рода (см. [Wheeler, 1601, p. 2–3]). Смит не разделял подобных предположений и, как доказывает его ошибочная теория ценности, вероятнее всего, действительно верил в торговлю, движимую инстинктами. .

Формулируя более общий вывод, можно сказать, что классическая школа, пытаясь сохранить холизм, соединила концепцию естественного закона с производством, что позволило ей успешно противостоять аргументации в пользу политического вмешательства в экономику. Как отмечал Эпплби, «когда Адам Смит положил в основание автоматических, самоподдерживающихся экономических законов некое базовое свойство человека, состоящее в любви к торговле на деньги и к бартеру, он проигнорировал такое основание экономической деятельности, как стремление человека к улучшению своего материального положения, встав в длинный ряд мыслителей, восходящий к самому началу XVII столетия» (см. [Appleby, (1978) 2004, p. 103]). Но эта путаница предопределила также и другую огромную теоретическую ошибку классической школы. Из-за нее вплоть до конца XIX в. многие авторы (примечательное исключение составляют экономисты так называемой старой исторической школы, лидером которой был Вильгельм Рошер) предпочитали рассматривать экономическую систему в статическом состоянии, в котором инновации и прогресс играли незначительную роль (см. [Ricossa, 1986, p. 77]), предпринимательство практически отсутствовало и даже рыночная система рассматривалась, скорее, как продукт просвещенного социального инженера, а не как спонтанные взаимодействия индивидов, что соответствовало традиции, которую популяризировал Адам Смит [45] Идея спонтанного экономического порядка, свободная от религиозных коннотаций встречается задолго до Адама Смита. Она без труда просматривается в книге Джозефа Ли «В защиту соображений по поводу общинных полей и огораживания», опубликованной в 1656 г. (Joseph Lee, Vindication ofthe Considerations Concerning Common-Fields and Inclosures ). Позже эта же идея была подхвачена Мандевилем, который проницательно указал на спонтанный характер рынка и догадался о значении системы цен, выполняющей функции эффективного механизма распределения. С другой стороны, Адам Смит привнес в эту идею нечто новое, а именно, он отказался от объяснения рыночного порядка жадностью и эгоизмом участников, предложив в качестве альтернативного мотива «взаимную симпатию» и «человеколюбие». См. также [Buchanan, 1979, p. 31]. . Можно лишь гадать, мог ли помочь делу более тщательный анализ фундаментальных свойств западной цивилизации [46] Дать определение Западной цивилизации и установить время ее рождения – нетривиальная и масштабная задача, решение которой выходит далеко за пределы этого труда. Тем не менее для наших целей стоит указать, что главными особенностями этой цивилизации были отрицание универсализма, восходящее к провалу попыток Юстиниана оживить Римскую империю (VI в.), к подрыву каролингской системы папой Григорием VII (конец XI в.) и затем к победе над церковью Филиппа IV Красивого (см., например, [Azzara, 2004]). На Западе особую роль сыграла также фигура индивида, противостоящего аскетизму, который начал утрачивать позиции начиная с IV в. и к XII столетию превратился в маргинальный элемент культуры. Его заменило нарастающее стремление к принятию и использованию рациональности и в определенных пределах, как показано в [Stark, 2006], предпринимательская практика. Как подытожили Кох и Смит в [Koch, Smith, 2006, p. 22], суть Запада сводится к трудноопределимой комбинации из рационализма, активности, доверия, стремления к знаниям, личной ответственности, желания улучшить условия своей жизни и усовершенствовать мир, милосердия. В основании всего этого лежит ощущение этичности индивидуализма, разделяемого европейцами и их потомками, и представленного сегодня в народах, населяющих Америку, Европу и страны Австралазии. . Помимо всего прочего, как отмечается в [Bouckaert, 2007], когда появилась западная цивилизация (в эпоху Высокого Средневековья), общество вряд ли могло считаться статичным или спящим. Хотя средневековый уклад жизни был тогда практически повсеместным, в ряде регионов Европы сообщества стремились торговать, приобретали независимость, восставали против агрессии и эксплуатации. Богатство и доход на душу населения росли очень медленно, но не везде эти темпы были пренебрежимо малы. Почему авторы классической школы проигнорировали почти 800 лет усилий, которые предпринимались как на индивидуальном уровне, так и на уровне целых сообществ? Почему они ошиблись в трактовке такого явления, как субъективизм, и упустили из виду его решающий вклад в феномен предпринимательства и рыночных цен (спроса)? Удовлетворительный ответ на эти вопросы потребовал бы отдельной книги, целиком посвященной этой проблеме. Возможно, экономисты были введены в заблуждение скромными материальными результатами этих напряженных многовековых усилий, а именно пренебрежимо малым ростом уровня жизни. Возможно, они слепо следовали за средневековой трудовой теорией ценности, согласно которой цена справедлива, когда она вознаграждает усилия производителя. Это означало, что продавец либо должен получать плату, достаточную для выживания (если продавец является работником или крестьянином), либо его оплата должна быть достаточна для того, чтобы он имел возможность жить в соответствии со своим высоким положением (если он принадлежит к классу землевладельцев). Продавцы, принадлежащие к оставшимся социальным группам (торговая буржуазия), остаются при этом в чистилище серой зоны неопределенности [47] Этот подход существовал еще в XVIII столетии, когда общепринятой была доктрина, согласно которой иное распределение доходов лишь стимулировало бы низкие классы населения проматывать дополнительные ресурсы в «еженедельных попойках». См. [Tawney, 1926, p. 270]. . Это также означает (и для наших целей это более важно), что понятие личных предпочтений не считалось имеющим отношения к экономико-теоретическому анализу.