Лейла Хугаева - Любовь и ненависть в Корнеллском университете

Как то разбирая свои вещи, я нашла там майку Гии, с изображением Холдена Калфилда, которого стошнило у кинотеатра с яркой афишей. Эта картина поразила меня как откровение. Я уткнулась в нее лицом и проплакала все утро. «Что я делаю? Почему я все еще здесь?» – сверлило в мозгу.

Андре застал меня вечером в этой майке и не сразу понял что это.

– Никогда на тебе не видел. Что это? Дай прочту… Сэлинджер. Ты видела своих друзей?

– Ты возражаешь?

– Нет, ни в коем случае. Я просто так спросил.

– Я решила уйти из твоего театра.

– Что? Ты в своем уме? Твои две пьесы идут с большим успехом. Ты могла бы стать настоящей актрисой. Звездой Голливуда. Зачем тебе эта физика? Хочешь всю жизнь прозябать инженером на зарплату?

– Хорошо, я подумаю над этим. Тогда помоги мне поставить пьесу о Сэлинджере. «Над пропастью во ржи». Я ведь сделала для тебя Джульетту.

– А кто будет в роли Холдена? Я что ли? – он принялся хохотать.

– Нет, я попрошу моих друзей. Думаю, в этой пьесе они будут рады принять участие. И ты наконец с ними подружишься. Ведь ты об этом мечтал. Лучшего шанса не придумать.

– Я буду счастлив подружиться с твоими друзьями. Это правда. Но не ценой всего во что я верю. Ты хочешь посмеяться надо мной, над моими братьями из тайного общества со сцены нашего собственного театра? Редкий цинизм, никак не ожидал от тебя. Вот, купи себе нормальную одежду.

– Ты же знаешь, я не беру у тебя денег.

– Знаю, и ходишь как оборванка. – он встал и ушел.

Мне не пришлось долго ждать «горя ревности», о котором Пруст пишет как о хранителе огня влюбленных. Газеты и радио Корнелла шумно напоминали об очередной традиции ВУЗа, которыми здесь все очень гордились: реконструкцией рыцарских турниров. Слушая репортажи и читая заметки в газетах, я вспоминала, как мы смеялись над ними в прошлом году с друзьями, и у меня щемило сердце от тоски.

– Ты слышала о начале рыцарских турниров?

Меня прошиб пот от мысли, что он заставит меня и там поучаствовать.

– Да, конечно, все газеты трубят. Уволь меня, пожалуйста, ты же знаешь, как я далека от этой глупой романтики.

– Знаю, и поэтому уже позаботился, чтобы тебе не пришлось меня там сопровождать. Помнишь Николь, которую нам пришлось отстранить от главной роли, чтобы дать ее тебе? Я попросил ее быть дамой моего сердца на турнире. Чтоб она не обижалась, и чтобы тебе не пришлось там присутствовать.

Вот тогда слова Пруста, до этого мгновения почти не имевшие для меня никакого содержания, вдруг загорелись ярким пламенем в моем уже глубоко раненом этой влюбленностью сердце. «Горе ревности», повторяла я про себя в день турнира и смеялась над собой, над своей любовью и над своим «горем». Но виду не подала.

– Да, конечно. Ты все правильно решил. А почему нельзя было просто не пойти?

– Невозможно. Наша театральная труппа принимает традиционно большое участие в организации этих турниров.

Тень Николь с тех пор прочно поселилась вместе с нами. Меня спасла от глупостей только вовремя доставленная мне книга Роберта Грина, и я мысленно благословляла миссис Уэйн. Я думала только о том, что если Грин использовал это «горе ревности» для соблазнения других, бедняга-мазохист Пруст считал его собственным счастьем, которое подстегивало его влюбленность. Какие открытия для будущего исследователя психолога.

– Мы решили поставить пьесу по фильму Роберта де Ниро. Надеюсь, ты не будешь возражать против фильма Роберта де Ниро? Да, он о «черепах», но дело не в этом. ЦРУ заслуженно составляет гордость нашей страны. Пьеса впрочем будет очень короткой. Только посвящение, женитьба на дочери Расселов и Карибский кризис Кеннеди. Что ты думаешь о главной роли?

– Я согласна, – сказала я, не отрывая глаз от книги. Я начинала понимать его игру, и это вновь сделало меня сильной.

– Согласна?

– Ну конечно? Когда репетируем?

– Я уже отдал роль Николь… Я был уверен что ты откажешь.

– Подожди… как там по сюжету… дочь Расселов. Ты все правильно сделал, Николь ведь тоже дочь Греев, а всего лишь жалкая эмигрантка.

– Разве я когда-нибудь упрекал тебя…

– Нет, не упрекал. Но всегда напоминал. – я засмеялась, давая понять, что это шутка. – Не бери в голову, ты все правильно сделал.

Я встала и ушла, чтобы мое равнодушие не стало очевидным для него раньше времени. Я начинала выигрывать, и мне хотелось довести свою игру до конца. Не дать ему достичь его цели: разбить мне сердце.

Я заснула на диване, а когда проснулась, в моем мозгу звучали строки, и фраза за фразой стали выпадать из него, как листы из принтера:

Итак, мое сердце вынесло приговор. Это болезнь и она опасна. Теперь и разум и подсознание были согласны в оценки ситуации. Я давно не писала в газету и решила отправить свою поэму туда. Ее приняли и напечатали.

Андре был взбешен. Я живу с ним, и люди подумают черт знает что. Почему липкие руки? Еще подумают, что он нечистоплотен. Эта ремарка рассмешила меня больше всего. Я хохотала ему в лицо, давая выход своей злости. Почему гиблая? Он что меня губит? Он ведь делает мне карьеру голливудской звезды! Почему мое сердце искалечено? Разве он не доказывает мне свою любовь всеми возможными способами? Разве не я звезда его театра, не со мной он живет?

– Я не хочу больше с тобой жить, Андре. – сказала я серьезно. – Я ухожу.

– Тогда тебе придется уйти и из нашего театра.

– Само собой. В первую очередь я ухожу из твоего театра.

– Ты не можешь бросить два спектакля на произвол судьбы. Мы тебя приняли, мы сделали из тебя звезду…

– Не начинай опять рассказывать про мое голливудское будущее. Это право же очень смешно. И я не просила тебя делать из меня звезду корнеллского университета. Я чуть было не провалила экзамены. Все это чуть было не сломало мне жизнь. Перестань вменять мне в долг катастрофу, которую ты сам же и подготовил!

– Хорошо, ты не хотела. Я тебе просил. Но согласись, что я тебя не заставлял. Я тебя любил. И все еще люблю. Ты это знаешь. И ты сама пошла навстречу разве не так?

– Так. Ты меня не заставлял. Я сама приняла решение. Но теперь у меня другое решение. Я ухожу. Скажи Николь что все роли свободны для нее.

– Ах вот в чем дело! Николь! Я ведь не мог взять тебя, ты же смеешься над рыцарскими турнирами! Ты ненавидишь черепов!

– Не начинай пожалуйста, сначала по кругу. Ты прекрасно знаешь, что наши разногласия гораздо глубже. У нас вообще нет ничего общего.

– Хорошо. Дай мне месяц, чтобы… Николь смогла войти в твои спектакли. Так будет честно.