А. Степанов - Число и культура

Наряду с некорректным сравнением с метафизикой, налицо и другая опасность. Анализируемые закономерности – в языке, политике, философии, литературе, науке – действуют с неизбежностью механизма, школьной теоремы и оттого способны вызвать превратную ассоциацию с механицизмом. Подобное сходство тем более подозрительно, что предметом изучения служит в первую очередь сфера мышления и только через нее – порождаемая действительность (включая политическую). Наше мышление, наш политический выбор несвободны? Свобода, впрочем, – атрибут индивида, по отношению же к большим коллективам ее наличие – под вопросом. Кроме того, во всех случаях приходится говорить о границах свободы, а также о ее объективных условиях.

В настоящем контексте полезно сослаться на работу Е.А.Седова "Информационно-энтропийные свойства социальных систем" [290]. "Возрастает или сокращается внутреннее разнообразие систем в процессе эволюции? – ставит задачу автор и отвечает: – Действительный рост разнообразия на высшем уровне обеспечивается ее эффективным ограничением на предыдущем уровне". Так как мы, в свою очередь, обращаемся к частично или полностью бессознательному подуровню современных культуры и социума, то естественно сталкиваемся с упомянутыми "эффективными ограничениями". Люди пользуются свободой там, где погружены в неканонизированные интеллектуальные реалии, специфически современного типа и стиля, но насколько действуют стереотипы, насколько признаются полномочия и авторитет архаического мышления, настолько свобода в значительной мере утрачивается. Вдобавок сама арифметика – продукт тех эпох, в чьи привычки не входила специальная забота о свободе – ни физической, ни духовной, – человек был предан во власть велений богов, звезд и судьбы, подчинялся диктату социальной иерархии, а догма и традиция всесторонне регламентировали как внешнюю, так и внутреннюю жизнь. На авторитете и подчинении правилам построено и изучение арифметики в школе. Соответствующие импликации, следовательно, пронизывают и нашу эпоху.

Е.А.Седов предпринимает более детальное исследование, устанавливая, что в реальных информационных системах – социальных, культурных – существует оптимальное соотношение между мерами детерминации и варьирования. Так, в языке на долю детерминации приходится около 80% информации; здесь хранятся правила, обусловливающие целостность языковой структуры, ее внутреннюю согласованность, правомочность. В оставшихся 20% содержатся те самые новости, ради которых составляется и прочитывается текст. Эти выводы пребывают в согласии с опытом: наша речь прежде всего автоматична, она опирается на свод грамматических и стилистических, прописанных и полугласных правил, и только на такой почве обретается языковая непринужденность, способность адекватного выражения соображений и чувств. Дефицит автоматизма и детерминации, напротив, – пусть каждый вспомнит о процессе изучения иностранного языка – сковывает нас по рукам и ногам. Не иначе обстоит и с науками, исходящими из набора установленных и общепризнанных истин, или с обществом, политический выбор которого всякий раз отталкивается от гласных и негласных норм. Попытки обновить слишком много приносят разочаровывающие плоды – анархию, затем диктатуру. Только ограничение разнообразия обеспечивает надлежащую структуризацию системы, – резюмирует Седов, – и ограничению подвергается нижележащий уровень ради разнообразия функций и структур социальных систем более высоких уровней.

Если отталкиваться от цифр Е.А.Седова, то, скажем, политология, изучающая проблематику современных обществ посредством специфически современных же представлений и методов – зиждущаяся на предпосылках принципиальной альтернативности выбора поведения граждан, партийных руководителей и правительств, осуществляющая учет воздействий со стороны экономической конъюнктуры, масс-медиа и т.д., – по сути имеет дело лишь с 20% заключенной в социумах информации. Обязательная для сайентизма установка на новизну ведет к неизбежной неполноте, даже к скудости получаемых знаний об объекте и/или ненадежности результатов. Апелляция к нижележащему – генетически не новому и в корне более детерминированному – пласту предоставляет вчетверо большие возможности. Опираясь на этот резон, мы посчитали полезным изучать современные общества – см., например, разделы 1.4.2, а также главы 2и 3– посредством старинных аналитических методов, практически игнорируя современные. Избирая предметом язык, мы рассматриваем его грамматику, точнее, ее логико-числовые закономерности. Обращаясь к социуму, мы также заняты по существу его имплицитной "грамматикой" – что иное имелось в виду, когда осуществлялся подсчет социальных классов, политических течений, региональных ансамблей, геополитических блоков? Воспользовавшись терминологией М.Полани, это можно назвать неявным знанием, имперсональным и целостным по природе, которым человек обладает наряду с явным, личностным знанием и которое в силу своей неэксплицированности остается периферическим [254, c. 275]. Да, предложенный подход в свою очередь не исчерпывающ: 80% – это не 100. Но и не 20. Вероятно, со временем (уже за рамками книги) окажется целесообразным совместить "архаические" и новейшие установки. Однако прежде необходимо довести до кондиции оба эпистемологических компонента, ибо первый из них пока не достаточно разработан.

Число – протосмысл предметных представлений в различных областях. Оперируя единицами, выявляя их связь, удается многое узнать об организации и семантике социальных и культурных систем. Переход от абстрактного числа к концептам тех или иных дисциплин требует осмотрительности; порой, несмотря на видимую простоту, не удается застраховаться от ошибок, особенно когда имеем дело с прогнозами. В самом деле, арифметика ахронична, однозначна по результатам и оттого в равной мере пригодна для анализа как прошлого, так и будущего. Зато не всегда однозначен акт опредмечивания единиц, т.е. облечения их в плоть конкретных понятий и стоящей за ними реальности. В частности, логико-числовые законы не полностью детерминируют даже конечные, устойчивые состояния соответствующих секторов культуры и социума, оставляя люфт для варьирования, задавая паттерн, но не расставляя всех акцентов. Последнее – компетенция прикладных наук, вопрос их такта и интуиции. По-видимому, и само общество, будучи образованным и оттого выступая в качестве своего рода "счетной машины", сохраняет за собой возможность определенного выбора, например, заменяя одну единицу другой, более или менее эквивалентной, а не то и – обычно в не очень важных для себя ситуациях- отступая от математически строгого правила. Именно по этой причине термину "законы" мы предпочли слово "закономерности". В связи с чем, возможно, допустимо позаимствовать красивую дефиницию у одной из паранаук, астрологии: "Звезды предупреждают, но не приказывают", – сходным образом "предупреждают" и арифметические закономерности, на сей раз, однако, с большей степенью обоснованности и достоверности, т.к. процесс подчиняется вполне реальным и верифицируемым факторам.