Николай Непомнящий - Неожиданные предсказания

«Такое показывать нельзя, – сказал мужчина. – В это время телевизор смотрят и дети».

Он лихорадочно стал искать пульт и выругался, не найдя его под рукой.

Ребенок спросил: «Что это было? И где?» «Далеко, очень далеко, ты играй, играй», – сказал отец. А мать все причитала: «Это ужасно, бедные люди».

Мужчина стал говорить, что эти люди с их неразвитыми гигиеническими навыками, обычаями и культурными традициями далеко не такие, как люди здесь, в цивилизованных странах. «Они плачут», – сказал ребенок. Репортаж уже заканчивался, и мужчина перестал искать пульт. Стали показывать машины, которые неистовствовали в гонках «Формулы-1». И мужчина восторгался, что эти пилоты – люди фантастические, они ездят со скоростью больше чем триста километров в час.

На следующий день ребенок сказал, что в школе его попросили принести килограмм риса. Мужчина пожал плечами. «Конечно, я дам тебе, и ты отнесешь», – сказала мать.

«Это для детей, которых показывали вчера вечером», – объяснил ребенок.

«Ну, если им это доставит удовольствие», – ответил отец.

Он раскрыл газету. Его интересовали экономические новости. Сообщалось, что Международный валютный фонд не может рассматривать вопрос о снижении задолженностей для стран, имеющих большие долги. «Этого еще не хватало, – проговорил мужчина. – О чем они думают? Что мы их – кормить будем?»

«Я есть хочу, мама», – сказал ребенок. «Иди кушать, мой любимый, иди, мое сокро-о-вище».

11

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

люди займутся всеобщей торговлей.

И каждая вещь обретет свою цену, дерево, воды и зверь.

В подарок никто ничего не получит –

только купить можно будет теперь.

Цена человека – не больше, чем весит.

Он весь целиком на продажу –

как фунт задней части свиньи.

Кто ухо возьмет, кто сердце захочет,

ничто тогда не останется свято –

ни жизнь, ни душа.

Споры пойдут за кровь его и бренное тело,

будто стервятники падаль делить собрались.

Семья жила на окраине большого города, в одной из хижин, сложенной из досок, жести, картона и камней. Как сотни тысяч людей в этих трущобах, которые возникли на брошенном за непригодностью для обработки куске земли. Если шел сильный тропический дождь, он все сметал на своем пути и тащил за собой хижины вместе с женщинами, детьми и стариками. Потом мужчины искали в завалах, перемешанных с грязью, тела и вещи. Строились заново. И никто не мог изменить этого установившегося порядка.

Много ли детей живет в таких трущобах? Они копошатся в мусоре, воюют с птицами и собаками за право ковыряться в кучах отбросов, беспрестанно уничтожая этих своих злейших врагов. В свои короткие еще руки они берут длинные палки, чтобы было сподручнее выковыривать из-за изгороди что-то интересное и уцелевшие консервные банки. Они наполняют мешки и продают, что добыли, за жалкие гроши. Часто они воруют, ордами высыпая в городские кварталы, грабят магазинные витрины, нападают на одиноких пассажиров.

Они – «городские дикари». Часто кто-нибудь исчезает навсегда. Кого это беспокоит? Кого это интересует? Его место в группе ему подобных затягивается после его исчезновения так же, как водная гладь, поглотившая камень. Был ли он убит однажды ночью на углу улицы полицейским из «эскадрона смерти», который борется за городскую чистоту и порядок? Или бросился в глаза тому, кого называют «вампирами»? Будучи ребенком, выросшим в грязи, в уличной нищете, он силен вопреки всему. Поэтому он принадлежит к тем, кто выживет в любом случае.

Слабые умрут. Но у него смуглая кожа и сильные мышцы. Он может быстро бегать. У него отличный слух. Он предчувствует опасность. Хорошая добыча для вампиров.

Ему расставляют капканы. Его заманивают купюрой. Он недоверчив, но деньги есть деньги. И вот он, беспомощен и гол, бьется в багажнике автомашины. Рот его заклеен, чтобы он не издал ни звука.

Что происходит в его душе? Кто знает? Он – поверженный и спутанный зверь.

Позднее найдут его тело, может, когда будут разбирать свалку для строительства новой улицы. И если еще не будет слишком поздно, то поймут, что он умер после того, как у него вынули глаза и срезали веки, а длинный шов – это свидетельство того, что у него вырвали сердце, почки и печень. Купить можно все.

Все продается. А этот товар доступен не каждому. Хороший товар, господа, качество гарантировано.

12

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

изменит человек лицо земли.

Он будет считать себя хозяином

лесов и пастбищ,

он пролетит все небо, перепашет земли,

избороздит все реки и моря.

Но земля станет бесплодной и голой,

воздух будет гореть и вода дурно пахнуть.

Жизнь будет вянуть – человек уж растратит

к веку тому всего мира богатство,

и станет он, как одинокий волк,

жить в ненависти своей.

Этим летом не было ни ветерка. Жара стала невыносимой. Казалось, ее можно было потрогать рукой, она клеилась к коже, проникала в горло, всему вокруг придавала необычный ореол, и даже Парфенон трудно было разглядеть в гадком вязком тумане.

Однако такое явление не было упомянуто в старых рукописях ни у историков, ни у тех писателей, кто в пятом столетии от Рождества Христова основал демократию и принципы политической мысли. Наоборот, в их записях Афины и другие города-государства описываются как места, очищаемые легким ветром, который несет запах моря и ароматы средиземноморских ландшафтов.

Когда Вассиликос размышлял об этом над своим письменным столом, перед ним вставали вопросы. Или изменился климат, или современные греки стали так восприимчивы, что уже не переносят жары?

Он высунулся из окна. Он жил в верхней части города и мог видеть его лежащим у своих ног: он был покрыт толстым, почти коричневым облаком, которое душило город. Об этом говорил долетавший до его окна глухой и хаотичный автомобильный гул, перебиваемый сиренами полицейских машин и карет «скорой помощи».

Жара, влажность, густота свинцом и ядовитыми газами насыщенного воздуха перекрывали горло целому городу. Больницы были полны стариками и малыми детьми, астматиками, которым нечем было больше помочь, потому что не хватало кислородных масок.

Детям советовали оставаться дома или – как в Милане, в Мехико и других городах мира – выходить в центр города только в противогазе. За несколько часов он становился черным от густого жирного налета. Было решено ежедневно на несколько часов запрещать автомобильное движение. Но это ничего не дало. Удушающий колпак стал еще более плотным.

Пока Вассиликос несколько минут смотрел на город, он не мог понять, представились ли ему картины будущего, или он действительно видел все это на самом деле. Он закашлялся и не мог остановиться. Он закрыл окно и принялся писать, поскольку это было его профессией.