Николай Непомнящий - Неожиданные предсказания

За тысячи километров от них, в одном из тех зданий, которые имеют странный внешний вид благодаря фасадам дымчатого стекла, под председательством президента Международной торговой палаты проходило собрание экспертов Международного валютного фонда. Было принято решение либерализовать торговлю и обеспечить ей всюду свободу, без которой невозможна никакая всемирная цивилизация. Президент обратил особое внимание на торговлю сельскохозяйственными продуктами, которая все еще ведется по допотопным правилам и управляется старомодным протекционизмом. К счастью, Международный валютный фонд может оказать на правительства некоторое положительное давление и обеспечить отмену преувеличенных таможенных ограничений.

Например, в странах Латинской Америки, и прежде всего в Перу, – по рису. Это просто нонсенс, что здесь все еще существуют трудности для импорта продовольствия. Этому должен быть положен конец. А Перу так сильно задолжала другим странам, что согласится с таким решением.

Так и произошло.

Когда Эрнандес и восемь его детей с грузом риса приехали в Лиму, им сказали, что старых цен теперь нет. Перекупщики показали склады, полные мешками с рисом. Их привезли прямо из Вьетнама, а рис там был с ноготь, а стоил он здесь, в Лиме, наполовину дешевле, чем жалкий и мелкий амазонский рис.

Это – свобода торговли, такова она, Эрнандес.

Некоторые из спутников Эрнандеса решили взяться за оружие. Но он знал, что армия сильнее, с вертолета видно людей даже под деревьями.

У него было восемь детей. Ему пришло на ум, что он мог бы вместо риса возделывать коку. Она хорошо продается, и отправлять ее можно во все страны мира.

16

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

будут столь многочисленны люди на свете,

что их уподобим муравьиной куче

с воткнутой в середину палкой.

Они будут бегать вокруг, а смерть –

давить их каблуком,

как надоевших насекомых.

Толпой пойдут они от места к месту,

темная кожа смешается с белой,

христианская вера с неверной,

некоторые будут проповедовать обещанный мир,

и все же повсюду все племена будут

вести свои новые войны.

Он был учителем. Он решил посетить те города, которые в годы учебы были для него воротами к чудесному храму – культуре, которыми он восхищался, которые притягивали его, о которых он прочитал так много книг. Он хотел проплыть вверх по течению Нила и посмотреть пирамиды, как это делали миллионы туристов многие столетия до него.

Итак, он шел по улицам Каира. Он был околдован пестротой уличных лавок, шумом голосов, разрезающими их сигналами автомобилей, запахами этого города. Он чувствовал себя совсем по-другому, но не терял рассудка и не ощущал никакой опасности.

Вот он увидел халупы на кровлях зданий, и экскурсовод рассказал, что крестьяне все еще идут в город, чтобы жить здесь в тесноте, да не в обиде. Они рассеялись по стране, потому что слишком тесно стало в их домах для семей, которые беспрерывно растут.

Он увидел кладбище – издалека, оставшись на расстоянии, как посоветовали ему, и он увидел людей, которые живут среди могил, рядом с мертвецами. Как в особенном и символичном спектакле, в котором жизнь побеждает смерть. И вероятно, из-за этого последнего впечатления он вдруг почувствовал себя плохо, как будто на него подействовало это скопление множества людей, он почувствовал себя угнетенным, как если бы он внезапно увидел, что улицы забиты машинами, ручными и мотоповозками так, что ничто больше не в состоянии двигаться вперед, и в этом хаосе можно задохнуться. И он увидел нищету, кучи отбросов, грязную воду и ненависть в лицах, ощутил толчки локтями в толпе, чью беспощадность и низость он вдруг почувствовал. Много раз ему казалось, что кто-то грозит ему кулаком и плюет в него.

Ему захотелось сразу уехать из этого города, в который он был влюблен.

В последний раз перед отъездом он вышел на террасу кафе напротив отеля. В этот момент раздался взрыв бомбы.

17

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

люди захотят превзойти все границы.

Юная мать станет седой, как старуха,

люди заставят природу покинуть свой путь,

и семьи, как семена,

Развеянные по ветру, не смогут больше собраться.

Мир станет совсем иным миром.

Как загнанная лошадь, будет

каждый нестись без остановки

и без возничего, куда взбредется.

Беда ж тому, кто примет на себя

тот долг по управленью этим зверем.

Ни повода и ни стремян он больше там

не обнаружит и рухнет в пропасть, ставшую могилой.

Она была полной дамой с седыми волосами, завязанными в узел. Она носила очки и обладала часто наблюдаемым у учителей внутренним благородством, которое смягчалось ее улыбкой и добросердечием. На столе, служившем ей письменным, она поставила рамку с фотографией молодого мужчины с загорелым приятным лицом. Каждый раз, когда она смотрела на фото, менялось выражение ее лица. Ее взгляд туманился. Она вспоминала своего умершего сына.

Она жила одна. Она унаследовала небольшое имущество, по меньшей мере, она считала его таковым, хотя его стоимость по-настоящему богатым показалась бы просто смешной. Но оно давало ей чувство свободы, которое раньше ей было неведомо, и впечатление, что она сможет осуществить свои давние мечты.

Глядя на портрет своего сына, она понимала, что у нее только одно желание: иметь собственного ребенка. Она бы согласилась быть бабушкой: ведь ей было шестьдесят. Если бы ее сын прожил подольше, он подарил бы ей внуков. Бог не захотел этого.

Она могла бы усыновить ребенка, и иногда она размышляла о этом. Но что кроется в приемном ребенке? Какую тайную историю он хранит в себе? Тем не менее она начала наводить справки. Ей сказали, что она слишком стара, чтобы брать на себя ответственность за воспитание ребенка. Но однажды она сидела в парикмахерской, сушила волосы под огромным феном и прочитала в журнале, что один профессор медицины творит чудо.

Он преодолел предельный возраст для женщин, которые хотят произвести на свет ребенка.

Для женщины это сообщение было открытием.

Несколько месяцев спустя ее фотография обошла первые страницы всех газет. Комментаторы высказывали по этому случаю как свои положительные, так и отрицательные взгляды. В шестьдесят лет стать матерью? Законно ли это?

Она была счастлива, как никогда прежде. Она поставила вторую рамку на письменный стол, с фотографией своего новорожденного сына.

В этом году несколько миллионов детей – двадцать? тридцать? – умерли от голода.

18

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

не будут люди больше к закону

Бога обращаться.