Виталий Ларичев - Охотники за черепами

Пока ждут Черского, Иван Тимофеевич делает еще одно замечательное открытие: около заимки Долговой в слое глины, которая по виду очень близка афонтовским, он открывает кости носорога и мамонта. Трубчатая кость первого животного, вне всякого сомнения, расколота рукой древнего человека. «Для добывания костного мозга», — делает вывод Савенков. И как подтверждение его мысли, что кости животных не случайно оказались в лёссах Долговой, в том же слое глины вновь встречаются теперь уже хорошо знакомые изделия из камня — «одно орудие типа мустье» и несколько «сходных по типу с сент-ашель»!

Находки — Савенкова взволновали красноярскую интеллигенцию. О его открытии много говорят, и не удивительно, что вскоре им начинает интересоваться сибирская пресса. Его посещает, в частности, корреспондент томской газеты «Сибирский вестник» и дотошно расспрашивает о значении каменных изделий, открытых на склонах Афонтовой горы, для «выяснения вопроса» древности человека в Сибири. Иван Тимофеевич, как всегда, сдержан и немногословен. Он полагает, что пока «тип этой стоянки без правильных раскопок, на которые потребуются большие средства, определить точно нельзя». Савенков явно не желает раньше времени привлекать излишнее внимание к своей особе.

Осторожность, точность и еще раз точность — вот его девиз. Надо дождаться приезда Черского, пусть он решит значение и дальнейшую судьбу его открытий: стоят они внимания или нет.

10 июля в Красноярск из Иркутска прибывает Черский. Произошла наконец встреча двух людей, первых разведчиков древнекаменного века Сибири. Иван Тимофеевич ведет Черского на склоны Афонтовой горы, и они вместе изучают характер и залегание лёссовидных глин. Иван Дементьевич находит в глине тонкие и хрупкие раковины моллюсков и — первая радость! — делает вывод, что они принадлежат разновидностям, проживавшим некогда на суше. Это означало, что глины па склонах Афонтовой горы отложены не водными потоками, а ветром. Отсюда следовал первый важный вывод: кости животных и каменные орудия принесены сюда не водами Енисея из каких-то неизвестных мест, а оставлены здесь в древности.

Возраст лёссовых толщ можно было определить только по костным остаткам животных. Черский самым внимательным образом изучил коллекцию костей, собранную Савенковым, и пришел к заключению, что среди них есть остатки мамонта, шерстистого носорога зубра и бизона, лошади, оленя и — самое, может быть, невероятное — собаки! Древнейший возраст лёссовых глин Афонтовой горы не подлежал теперь сомнению. Каменные орудия, извлеченные из них, можно было уверенно датировать палеолитическим временем.

На археологической карте Сибири появился втором район, где благодаря стараниям Савенкова были открыты следы культуры древних сибиряков.

Позже, вспоминая встречи с Савенковым в Красноярске, Иван Дементьевич с удовлетворением писал: «Я не сомневаюсь в палеолитической древности не описанных еще… каменных орудий, добытых… из знакомой мне толщи лёсса около Афонтовой горы. Следует выжидать с нетерпением подробностей описаний этих находок».

В свою очередь, Иван Тимофеевич, составляя отчет об исследованиях в 1885 году, который он представив Восточно-Сибирскому отделу Географического общества, с гордостью и радостью отмечал:

«Сомнения наше о палеолитической древности каменных орудий… Черский рассеял, к величайшему нашему удовлетворению. По его определению, глина… окрестностей города Красноярска — лесс постплиоценового образования. Каменные орудия по геологическому залеганию относятся, следовательно, к эпохе постплиоцена, то есть палеолитическая древнейшая эпоха каменного периода в окрестностях Красноярска едва ли может быть подвержена сомнению. Подробности имеют быть изложены в специальном очерке с требуемым наукой беспристрастием и с возможною для нас обстоятельностью».

Несколько позже, в середине июля, Савенков и Черский вновь встретились, на этот раз в Минусинске, куда Черский выехал для осмотра в музее коллекций костей, а Савенков для подготовки к путешествию вниз по Енисею.

Там же вскоре оказался Лопатин. Общение с двумя известными сибирскими геологами дало Савенкову то, чего он не мог почерпнуть ни в одном из руководств.

Затем начался «сплав» по Енисею и некоторым из его притоков — Обь, Большой Ине, Тубе. И снова последовали находки каменных орудий, напоминающих по своему облику палеолитические. Поистине педагог из Красноярска обладал редким и счастливым даром прирожденного разведчика с удивительной интуицией. Около деревни Тесь на реке Тубе, на песчаных выдувах, Савенков собрал первые «каменные орудия, по-видимому очень древние по форме и способу оббивки». Одно из изделий вновь напомнило ему мустьерское орудие. Затем последовали находки около Батеней и Карасука, вблизи села Анаш и в окрестностях Абаканска. На реке Осиновой ему удалось отыскать кости мамонта и горного барана.

Большое впечатление на Савенкова и его спутника Киборта произвели Бирюсинские пещеры. На детальное обследование не хватило времени, и спутники решили: «Бирюсинские пещеры заслуживают того, чтобы ими заняться специально».

Обозревая все эти находки в отчете отделу, Иван Тимофеевич имел полное право сформулировать важный вывод: «Человек поселился в долине Красноярска в эпоху постплиоцена, то есть во время мамонта и носорога. Палеолитическая эпоха доказывается здесь не только типами орудий, но, главное, их залеганием».

Перед отъездом из Парижа Ядринцев случайно встретился с Катрфажем и де Баем в здании Географического общества. Катрфаж вновь заговорил о Савенкове и его находках на Афонтовой горе:

— Опасаюсь, что почтенный председатель Географического общества, узнай он о нашей беседе, не простит ни вам, ни мне, что такой потрясающий по новизне и сенсационности рассказ стал известен лишь в нашем узком кругу. Оказывается, палеолит Сибири, о котором мы так много фантазируем, для вас давно стал реальностью! Пока европейцы беспочвенно теоретизируют, сибиряки работают. Все же вы, русские, не умеете по-настоящему рекламировать свои научные достижения!

— Я забыл узнать, опубликованы ли сведения о находках Черского и Савенкова? — в свою очередь, спросил де Бай.

— Да, но в провинциальном, иркутском издании, поэтому, может быть, они неизвестны во Франции и Германии, — ответил Николай Михайлович.

— Вы знакомы с Савенковым лично, насколько мне помнится?

— По роду моих занятий я прежде всего журналист, публицист. Мне приходится редактировать одну из сибирских газет — иркутское «Восточное обозрение». Я часто встречаюсь с самыми разными людьми. Четыре года назад мне пришлось совершить поездку по сибирским музеям, и в Красноярске я был приятно поражен богатейшими археологическими и палеонтским музеям и удивлен богатейшими археологическим и палеонтологическими коллекциями, собранными Савенковым. Ничего подобного, за исключением Иркутска, ни в одном сибирском городе нет. Я держал в руках каменные изделия, найденные Иваном Тимофеевичем на Афонтовой горе. Они произвели на меня впечатления необычных и очень древних. Затем мы вместе с ним посетили карьеры кирпичных заводов, много беседовала, а Савенков показывал мне места и рассказывал об условиях находок каменных орудий и костей мамонтов и северных оленей. В одном из карьеров он встретил настоящий культурный слой — темную глину с прослойками угля и какой-то красной краски.