Норбер Кастере - Зов бездны

В 1947 году в пропасти Хенн-Морт были ранены Марсель Лубан и Клод Морель, и лишь ценой бесконечных усилий и опасных маневров (особенно тяжких для пострадавших) нам удалось поднять смельчаков с глубины двухсот сорока метров. Когда наконец мы выбрались на поверхность, удивление наше было безмерным: мы никак не могли взять в толк, что эта изнурительная операция, которая велась без отдыха и без «заправки» пищей и водой, длилась тридцать два часа. Нам казалось, что не прошло и двенадцати часов.

Очень любопытны и поучительны эксперименты, проведенные недавно в Соединенных Штатах Америки для изучения реакции человека, оставленного в полной темноте и абсолютной тишине на несколько дней. Именно таковы условия межпланетных путешествий. Итоги этих опытов подтверждают изложенные здесь выводы.

Профессор Джек Э. Верной на четыре дня запирал студентов Принстонского университета в небольшие одиночные свето- и звуконепроницаемые камеры. Эти подопытные «кролики» располагали ложем, санитарными принадлежностями, съестными припасами и напитками.

Были получены удивительные результаты. В частности, отмечалось притупление вкусовых восприятий. Даже у самых отъявленных курильщиков исчезало желание курить. Что же касается оценки времени, то надо отметить — эти люди, по собственной воле подвергнувшиеся «заточению», были крайне изумлены, когда им сказали, что опыт продолжался четверо суток. Они были убеждены, что прошло всего лишь часа два.

В триединстве подземного мира, триединстве безмолвия, уединения и мрака, мрак — элемент неизменный.

Мрак — это отсутствие света, безмолвие — отсутствие шума.

Только человек способен рассеять подземную тьму; тишину же нарушают и человек, и животные, и потоки воды, и порывы ветра.

Само собой разумеется, что проникновение в пещеру группы спелеологов резко нарушает ее тишину. Шум шагов, голоса, звуки сигналов, свистки — все это пробуждает эхо — образное и весьма уместное выражение, когда речь идет о гротах — царстве гулких раскатов, акустических резонансов и звуковых интерференции. Нередко и сами животные делают это. Пещеры оглашаются писком летучих мышей, пристанища которых обычно устраиваются как можно дальше от наружных выходов. Временами летучие мыши поднимают немалый шум. Всем спелеологам знаком таинственный и столь устрашающий непосвященных гул рукокрылых; они летают под самыми сводами, и поэтому так искажается и усиливается шуршание их перепончатых крыльев.

Обратившись к временам доисторического прошлого, нетрудно мысленно восстановить прежнюю картину пустынных и безмолвных уже в течение тысячелетий гротов, где некогда раздавался грубый гортанный голос пещерного человека, отважного первобытного охотника.

Ориньякцы и мадленцы Дордони и Пиренеев множество раз слышали под землей ворчание чудовищного пещерного медведя и жуткий рев его собрата — пещерного льва. Многочисленные кости и целые скелеты этих животных, которые обнаруживают в наиболее глубоких пещерах, свидетельствуют, что логовища их находились под землей. В те далекие времена — в эпоху наибольшего расцвета крупной пещерной фауны — безмолвие гротов часто и резко прерывалось звериным воем. Но человек и животные нарушают «великое черное безмолвие» довольно редко и сравнительно ненадолго. Гораздо чаще и на более продолжительное время в тишину врываются, подчас полностью ее вытесняя, шум и грохот, порождаемые различными естественными факторами; разумеется, в ряду этих факторов особенно важную роль играет вода.

Тот, кто слышал грохот подземного потока Рекка под сводами грота Сан-Канциано (Югославия) или шум паводка в пропасти Раймонды, нашествие вод, низвергающихся со стотридцатиметровой высоты, легко может представить себе, как взрывается безмолвие земных недр, как мертвая тишина мгновенно сменяется оглушительным подземным гулом. В недрах все рокочет, вибрирует, и звук стократно усиливает вездесущее пещерное эхо.

Особый характер и необычная интенсивность этих мощных голосов подземной природы, среди которых первое место принадлежит воде, подавляют и приводят в трепет человека, туманят его воображение.

Но не всегда беснуются подземные воды. Их звуки могут и умиротворять исследователя, поглощенного тайнами недр. Под землей порой слышится журчание ручьев и шепот струй — звуки, которые вносят жизнь в кромешную тишину. Время от времени раздаются мелодичные всплески капель, которые сочатся из сводов и, падая на зеркальную поверхность воды или на сталагмиты, испускают кристально чистые прозрачные звуки.

Но в пропастях слышатся не только звуки воды; порой срывается каменная глыба, обваливается шаткий карниз. Столетия разрушительной работы природных сил предшествуют этим обвалам, и в итоге создается тот необозримый и величественный хаос, который так характерен для подземного мира.

Обычно именно спуск спелеологов в пропасти вызывает камнепады, а нередко и огромные, разрушительные обвалы.

Всем, кому пришлось испытать подобную канонаду (а при этом, спасения ради, вы «вжимаетесь» в стену, либо забираетесь под узкий уступ, либо судорожно втягиваете голову в плечи, цепляясь за веревочную лестницу), хорошо известно, какой тяжкий осадок остается затем на душе — долго, порой всю жизнь, вас будут преследовать воспоминания о пережитом, и они особенно горьки для тех, кому падающие обломки нанесли увечья.

Звуки бегущей воды, этой великой нарушительницы подземного безмолвия, сочетаются с разноголосым пением ветра. Он шепчет под высокими сводами, зловеще завывает в каменистых проходах, свистит, прорываясь сквозь трещины и обращаясь в бурю. Ветер гудит и рычит в окнах, названных ветровыми отдушинами, до которых трудно добраться спелеологу, причем вооружившись только электрическими лампами. В ветровых отдушинах в лицо бьют мириады песчинок, вы чувствуете себя как в пустыне во время самума. Все спелеологи знают, как легко принять гул ветра за рокот воды. Эта «классическая» ошибка настолько обычна, что человек, до которого доносится грохот водопада в пещере, невольно спрашивает себя, не ветер ли вызвал такие звуки. Подобной путаницы никогда не бывает на поверхности земли.

Если забыть о каскадах воды, о воздушных потоках и падающих камнях, то можно согласиться с тем, что в подземном мире, как правило, царит полнейшая тишина, и она тягостно отражается на спелеологе-одиночке.

Трудно переносить «молчание камня», и поэтому спелеолог, оставаясь наедине с собой где-нибудь на выступе, нависающем над пустотой, или на перекрестке галерей, почти всегда что-либо напевает или насвистывает; он стремится не «слушать» тишины, ибо в этих глубочайших преддвериях ада особенно четко звучат шумы: биение сердца, хрипы в легких, хруст суставов и шейных позвонков.