Александр Потупа - Открытие Вселенной - прошлое, настоящее, будущее

Глубокая взаимосвязь всех форм Контакта достаточно очевидна. В сущности, ясно, что отправка корабля к далекой планетной системе с иной средой обитания — во многом эквивалентна созданию маяка поблизости от партнера. Быть может, и в этом случае единственным средством общения останется обмен электромагнитными сигналами, но в условиях гораздо более детального анализа взаимных спектров. Все-таки здесь весьма вероятен обмен образцами биосферы и техносферы, что и делает особо привлекательным транспортный вариант. Традиции нашего мышления очень уж сильно толкают на путь пространственного сближения цивилизаций — иногда кажется, что лишь это и есть «Контакт по-настоящему».

Стоит, однако, обратить внимание на противоположный путь, когда функции транспортного и сигнального методов тоже сливаются, но с доминированием последнего. Речь идет о методе, который можно было бы назвать «переселением душ». Один из партнеров создает, скажем, достаточно автономное кибернетическое устройство, которое кодируется программой, переданной другим партнером с помощью сигнала. Программа может нести даже неполную личность (не обязательно индивида, а скорее целой биосоциальной структуры), но своеобразный генотип, который будет развиваться в инопланетном приемнике-компьютере. Последний мог бы обладать молекулярным уровнем записи информации и вообще не слишком отличаться от биологического организма. Обучаясь ориентироваться в иной социокультурной системе, такой симбиотический дипломат открыл бы совершенно новые пути синтеза цивилизаций.

5. Обширная работа по созданию стационарных станций-маяков, а особенно дальних транспортных средств и космических поселений приведет к особой форме технологического развития. По сути, такая деятельность определяет космогоническую программу — массовое производство искусственных космических тел, несущих высокоразвитые формы жизни.

Важнейшую роль должны сыграть масштаб астроинженерной космогонии размеры сооружений, плотность насыщающей их микроавтоматики, временные интервалы строительства и бюджетные возможности.

Два обстоятельства кажутся в этом смысле особенно интересными.

Во-первых, космогонические объекты третьего поколения должны существенно отличаться от чего-то типа астероидов наличием разветвленной системы контроля и управления. Внутренняя регуляция огромного космического корабля или стационарного космического города будет осуществляться многоуровневыми автоматическими сетями, связанными с одним или несколькими взаимосогласованными центрами, играющими роль «мозга». Фактически такой объект можно считать живым организмом, в который экипаж входит как подсистема — именно так и будет оцениваться его поведение относительно внешнего мира. В этом нет ничего слишком удивительного — сотворяя объект, в который сразу должны вписаться формы жизни типа человеческих социальных организмов, мы как бы повторяем подвиг Яхве, сумевшего втиснуть в одну неделю итог миллиардолетней эволюции. Платой за спешку и является создание «живой и разумной планеты» [196].

И второе. Необычный характер конструкций должен быть усилен вложенными в них эволюционными возможностями, причем отнюдь не жестко запрограммированными. Космические города смогут не только увеличиваться в размерах, но и размножаться по мере необходимости. Тысячелетние полеты к окраинам Солнечной системы и к звездам тоже вряд ли будут проходить в раз и навсегда построенном корабле.

Таким образом, проектирование крупных технических объектов выйдет в фазу проектирования своеобразных биокибернетических организмов.

Мы научимся гораздо лучше играть в будущее, точнее, игра выйдет в фазу настоящего футуровидения. Любой сколь-нибудь серьезный технический проект потребует включения футурологического раздела, не менее необходимого, чем традиционное изложение истории темы, свойственное современным «Введениям». Уже сейчас крупные проекты сопровождаются оценками экологической пригодности, экономических эффектов, влияния на смежные области и т. п. Важно, чтобы эта деятельность обобщалась на широкие интервалы времени и касалась даже внешне узких научно-технических разработок. Планируемый микроэлемент может оказать большее влияние на судьбу цивилизации, чем гигантская орбитальная станция. Ученым и инженерам придется как следует поработать в том жанре, который сейчас называют научной фантастикой, развить большую активность в далеком прогнозировании и умение синтетически воспринимать широкие области человеческой культуры. Такая эволюция может казаться «хорошей или плохой», но, скорее всего, она неизбежна в условиях жесткой конкуренции идей, каждую из которых при всем желании не удастся воплотить в жизнь раньше других. Как ни странно, именно конкуренция футурологических картин — пусть и нестрого научных в современном понимании — даст хороший критерий отбора. Во всяком случае, кажется более привлекательным явное присутствие в этом критерии каких-то общечеловеческих эстетических моментов, чем неявное использование всякого рода личностно-корруптивных пружин, которые пока играют слишком большую роль в технической и иной политике и наносят огромный вред, выдавая решения в интересах узкого круга власть имущих за единственно верные и научно обоснованные.

6. Глобальная автоэволюционная программа — возможно, главная черта следующего уровня земной цивилизации, которая сознательно станет на путь убыстренного развития, трансформируя свои несущие технологические и биосоциальные структуры.

Движущая сила усложнения заключена, разумеется, не только в естественном любопытстве («а что я там увижу с более высокой колокольни?»), скорее — это необходимость. Многие психофизиологические особенности современного человека и социальные программы запечатывают в себе тысячелетия эволюции в совершенно иных условиях, где межвидовая и внутривидовая борьба выступали в роли прогрессивных факторов. В условиях слабо развитой техносферы. характерных для цивилизаций А, избыточный продукт породил ожесточенную борьбу за место в социальной иерархии. Переход ряда цивилизаций в класс В позволил в немалой степени изменить положение активность в преобразовании техносферы привела к резкому росту потребления и даже к определенному изобилию жизненных благ [197]. Однако это далеко не решает всех проблем, поскольку стремление к неограниченному потреблению при минимальных личных усилиях (модель «первобытного рая») развилось в сильную взрывную тенденцию и с помощью могучей техники превратило древнейший прогрессивный фактор эволюции в опасный социально-экологический барьер. Попросту говоря, человек, рвущийся к беспредельному материальному благосостоянию, пренебрегая духовным самосовершенствованием, уходит в тупиковую эволюционную линию с любого этажа социальной иерархии. Хуже, однако, то, что уход нередко происходит толпами, здорово толкая в тот же тупик всю свою социальную структуру.