Борис Ляпунов - В мире мечты. Обзор научно-фантастической литературы

Думаю, что и «философская», и «социальная», и «техническая» фантастика имеют равные права на существование. Что же касается «хитроумной» техники, то, если писателю удастся заинтересовать ею читателя, пусть пишет... Лишь бы все это было написано на достаточно высоком уровне.

Дело писателя — пытаться представить себе, что несет человечеству решение той или иной проблемы, а не отбивать хлеб у ученых. Если бы мы старались искать в фантастических произведениях только рациональные научные идеи, то пришлось бы сдать в архив все, что написано такими писателями, как Г. Уэллс, Р. Бредбери и другими.

Я считаю важнейшей задачей фантастики повышение ее литературного уровня. Для этого есть два пути: стараться лучше писать и бороться со всевозможными штампами при помощи пародий. Думаю, что фантастическому рассказу больше всего присуще памфлетное звучание, тут возможностей очень много. Вместе с тем, меня весьма привлекает фантастический психологический рассказ.

С самого начала моей литературпой деятельности я пришел к твердому выводу, что для советской научной фантастики главное — быть на строго научной почве. Допущения, домыслы могут быть и очень фантастичными, но основа их должна оставаться вполне научной, ибо иначе книга будет только развлекательной. Так я и писал, отдавая наибольшее внимание научной основе, и, конечно, связанным с нею сюжетным приключениям.

В свое время это, вероятно, было правильным.

Но постепенно я пришел к выводу о том, что этого мало. Советская научная фантастика должна быть, как и все остальные жанры, литературой человековедения, и поэтому обязана уделять главное внимание психологической разработке персонажей, ее героев, другими словами, — приобретать качества нормальной большой литературы, разве только занимаясь научными проблемами в фантастическом разрезе.

Именно так я стремился и стремлюсь писать в последнее время.

Пора перестать рассматривать фантастику как развлекательное чтиво. Хорошая фантастика, как и вообще художественная литература, исследует жизнь — только своими особыми приемами. Острый сюжет, «инопланетные» приключения, перенос во времени, необычные, поражающие воображение обстоятельства — все это годится но при том условии, что так или иначе ставятся насущные проблемы человеческого бытия. Фантаст, быть может, обязан острее, чем писатель-нефантаст, ощущать связь времен.

Исторический роман — это только половина Службы Связи Времен, он знакомит читателя с прошлым, которое нельзя изменить. Связь с будущим — то, чем в основном и занимаются фантасты, — это связь не пассивная, на будущее можно влиять. И недаром на древе фантастики так много ветвей-предупреждений.

Разумеется, не следует путать предостережение с пророчеством. Пророчество — дело безнадежное, достаточно вспомнить Кассандру.

Но кто знает, может, потому не верили Кассандре, что она не умела придавать своим видениям силу художественной достоверности...

Фантастика — это, с моей точки зрения, не метод, не жанр даже, а литературный прием. Способ, с помощью которого автор акцентирует мысль, изображает проблемы действительности и ее самое обнаженно и более впечатляюще, так что видны делаются напряженные мышцы и натянутые связки. Будучи литературой, научная фантастика вовсе не предполагает поэтому безудержного выдумывания. Как всякий вид искусства, она обусловлена некими законами. Пустившись фантазировать, автор должен сразу начать обусловливать свои фантазии и придавать им внутренние закономерности, внутреннюю логику. При этом ему необходимо одновременно озабочиваться тем, чтобы подводить структуру и логику своих выдумок под такие законы, с которыми мог бы согласиться и читатель. Только тогда читатель станет верить автору, а литературное произведение — «работать».

Читатель ждет от литературы — если исключить те драматические случаи, когда с помощью книжки просто убивается время, не воздушных замков или магических «сигма-лучей», а совета для ума и сердца. Пусть описывается будущее, отделенное. от нас хоть столетием, хоть десятью веками. Но в этих описаниях и картинах должен явственно ощущаться взгляд автора на дела и обстоятельства наших дней. Он зависит от определенности нравственной и политической позиции писателя, и это же объясняет его популярность во всем мире.

Я предпочитаю фантастику, которая не столько говорит о будущем и других мирах, сколько о настоящем и нашей родной Земли. Конечно, нам интересно знать, какой сделается жизнь через тысячу лет, но еще важнее — понять, какова она сейчас. Исходя из этих соображений, я обычно помещаю действие своих рассказов на Землю и в современные условия.

Бесспорно, что с каждым годом научная фантастика завоевывает все более широкие читательские круги.

Чем это вызвано? Не только непрсрывно повышающимся интересом к науке, которая все глубже входит в нашу обыденную жизнь. С точки зрения теории познания литература — моделирование действительности в особой, специфической форме художественных образов. У человечества все больше возрастает интерес к миру, в котором оно живет. Для науки наших дней примечательно множество весьма смелых гипотез. Подобным же моделированием гипотетических возможностей занимается и научная фантастика.

Что она собой представляет? «Литературу мечты»? Слишком узко и весьма неточно. Сюда не относятся ни роман-предостережение, ни научное предвидение, ни просто остроумная разработка какой-нибудь оригинальной научной гипотезы. К тому же мечта ведь может быть и антинаучной, реакционной.

Научная фантастика, видимо, выделяется тем, что моделирует в художественных образах возможности, которые открывают ся при реализации гипотез, кажущихся пока фантастическими с позиций строгой науки.

«Что было бы, если бы...» — сколько интереснейших книг позволяет создать эта формула! Но при одном непременном условии: чтобы всегда в центре внимания оставался человек в «предполагаемых» обстоятельствах. Только тогда научная фантастика остается литературой, а не спускается до уровня ребуса или кроссворда. Не забывая о своем главном назначении — заниматься человековедением, — она имеет все данные к тому, чтобы стать авангардом литературы.

Для меня научпая фантастика — это способ свежего художественно-философского видения мира.

Революция в естествознании (новая физика, кибернетика, математическая логика, генетика) показала, что реальность — вещь более парадоксальная, чем представлялось позитивистам и натуралистам. Она перебросила мост между возможным и «невозможным».