Эльмира Нетесова - Помилованные бедой

— Чудик мой! Куда ж от тебя денусь? Ведь должен кто-то любить и тебя…

— Мне не нужна другая, только ты, моя единственная, самая терпеливая и лучшая на свете!

И просыхали слезы на щеках женщины. Ее любит муж, самый дорогой человек! А коли так, зачем грустить? Жизнь изменчива, зато любовь постоянна.

Юрий Гаврилович был всегда одинаков — и на работе, и дома. Он не любил скандалов, грубостей и обидных слов. Терпеть не мог криков. И в больнице старался поддерживать тишину. Вот и в этот день немного припоздал на работу, а его уже ждут в коридоре. Отец Наташки пришел. Бронников провел человека в кабинет. Предложил присесть и спросил:

— Пригласим Наташу или сами поговорим?

— Пока наедине пообщаемся, — ответил человек. — Как теперь моя девочка? Расскажите о ней. Я не знаю ее, хотя Наташка — мой ребенок. Уж так сложилась жизнь, поймите правильно.

— Хороший ребенок! Главное, очень чистый!

— Спасибо. Это самое дорогое…

— Она очень добра и отзывчива, сентиментальна и скромна. Хотя много горя познала, ни врать, ни воровать не стала. Она умеет понять чужую боль, способна утешить и полюбить, умеет поделиться, посочувствовать. Никогда не притворяется и не льстит. Девочка честная и прямая. Что думает, то и скажет, незлопамятна. Умеет ценить и откликается на доброе. Хватит с вас? Будь у меня таким родной ребенок, я гордился б им. Скажу без преувеличения: она очень смышленая и спо

собная девочка, тянется ко всему новому, общается с теми, у кого может почерпнуть что-то полезное. Да, она не станет обзаводиться хороводом подруг-ровесниц, их она давно переросла, и будет дружить с людьми много старше себя. Такова Наталья. Я не хвалю, лишь вкратце рассказал о ней, — вздохнул Бронников.

— Как ее здоровье?

— Знаете, Анатолий, суд, конечно, не прошел бесследно. Девчонка попереживала. Она снова столкнулась с прошлым и многое узнала, о чем раньше не догадывалась. И у нее, понятное дело, возникло к вам много вопросов и претензий.

— Каких? Я-то в чем виноват?

— А кто, кроме вас? Вы родной отец! Почему столько времени не забирали ее у Софьи? Почему не навещали, не интересовались дочкой, не давали знать о себе, ни разу не попытались увидеться и поговорить с ней с глазу на глаз? Ни разу не вступились и не защитили свою дочь?

— Я и теперь не уверен, моя ли она.

— Наташа — ваша копия. Случайно таких совпадений не бывает. Вам стоит увидеть ее.

— Я пришел посоветоваться. Окончательно для себя еще ничего не решил.

— Это ваша проблема. Но через пару лет уже не вы, Анатолий, станете решать, а Наташка будет думать, нужно ли ей идти к вам. Она не из робкого десятка, сумеет прожить самостоятельно, ко многому приучена. Я не выталкиваю и не навязываю ее вам. Но девчонка уже сейчас полноценно помогает санитаркам, без просьб, сама. Она не лентяйка, не белоручка. Не вам, а ей стоит опасаться перемен. Наталья не игрушка. И если вы захотите забрать дочку, ее условия жизни не останутся бесконтрольными. Это точно. До самого совершеннолетия к вам ежемесячно станут наведываться комиссии.

— А почему они к Софье не приходили?

— Информации не было. Теперь другое дело, все как на ладони. Если отправим в интернат, то и там она останется на попечении и под постоянным контролем.

— Мне так хочется взглянуть на нее, ну хотя бы мельком. Поймите правильно, Юрий Гаврилович, для меня важно самому во всем убедиться, а уж потом решить окончательно.

— Воля ваша. Только не опоздайте. В этой ситуации может сложиться так, что, пока вы присматриваетесь, Наташка уже решит отказаться, — предупредил Бронников. И, выглянув в коридор, попросил санитарку позвать девчонку.

Наташка влетела в кабинет Юрия Гавриловича улыбаясь. Еще бы! Сегодня рано утром Семка тихо разбудил ее, позвал в коридор, а когда она вышла, увел в дальний конец коридора и спросил, дрогнув голосом:

— Ты скоро уйдешь из больницы насовсем?

— Ну да! Так все говорят.

— А куда?

— Не знаю. Мне ничего не сказали.

— А как же я останусь без тебя? — взял за руку.

Наташка оторопела и смотрела на Семку изумленно.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он. — Не уходи от меня. Я умру, если не буду тебя видеть.

— Семка, ты не такой большой. А говоришь как взрослый. Киношек насмотрелся…

— Давно их не смотрю. Одну тебя вижу.

— Пусти руку, чего вцепился?

— Скажешь, где будешь жить?

— Сама не знаю.

— Позвонить сумеешь?

— Куда? У тебя нет мобильного.

— А мы с Ромкой купили. Пока один на двоих. Я тебе дам номер, напишу, только не потеряй.

— Ладно.

— А ты не забудешь меня?

— Нет. Не бойся. Ты добрый и хороший пацан, с тобой легко дружить. Я позвоню тебе, это точно!

— А я тебе нравлюсь? — состроил Семка умильную рожицу, но Наташка, глянув, рассмеялась. — Давай вечером погуляем! — предложил парнишка.

— Ты что? Меня ругать будут. А потом врачам скажут. Влетит и тебе и мне!

— Мы недолго, никто не заметит, — уговаривал Семка.

— Нет. Я боюсь. Бабка Женя, та, что в нашей палате, совсем забрызгает. Она всюду за мной следит как сторож. Не хочу, чтоб старуха склоняла.

— А ты никого не бойся! Когда любишь, страх исчезает. Остаются только солнце, луна, соловьи и любимая.

— Семка, сколько тебе лет?

— Скоро девятнадцать…

— А мне четырнадцать недавно исполнилось… Ну ладно. Пойду, пока все спят. — Побежала по коридору. Подбежав к палате, оглянулась, мальчишка послал ей воздушный поцелуй. Наташка ответила тем же. Она легла, но заснуть не сумела… Ей все время виделся Семка…

Юрий Гаврилович, увидев Наташку, понял, что в ее жизни что-то изменилось. Она уже не смотрелась несчастным, забитым подростком. Не сутулились плечи, в глазах огни, куда делась бледность? Румянец играет до самых бровей. Движения хоть и резкие, но уверенные.

«А гадкий утенок становится лебедушкой», — подумал Юрий Гаврилович. И спросил:

— Наташ! Не скучаешь у нас?

— Нет. А что хотите?

— Скоро тебя заберут от нас. Пока не говорят ничего определенного, но не терпится знать, чего сама хочешь. Где жить, кем быть?

— Хотелось бы в школу, но стыдно. Я уже большая. А потом в колледж…

— В какой?

— Чтоб у вас работать. Мне здесь понравилось.

— И мы тебя полюбили. С великой душой тебя взяли б, — обрадовался Юрий Гаврилович и продолжил: — У тебя остается совсем немного до конца пребывания. А мы так привыкли к тебе, трудно будет расставаться, будто родной стала.

— Я вас всех-всех очень-очень люблю! — вырвалось невольно.

Анатолий Андреевич долго молчал, а тут не выдержал:

— Скажи, Наташ, где ты хотела б жить? С бабкой в прежней квартире, в интернате среди ровесников или со мной? Я — твой отец!

Девчонка резко повернулась к нему, всмотрелась в лицо, в усталую фигуру человека и спросила тихо: