Вероника Долина - Сэляви

Там вечная мерзлота.
Пустынная всюду сушь.
Тут вечная простота,
Соцветие наших душ.

Прости-прощай, самолет,
Растаявший вдалеке.
Тут планер, как мотылек,
Лежит на божьей руке.

Сидим в тени шелковиц,
В плечо упершись плечом.
А после падаем ниц
Под золотистым лучом.

И жгучий сок алычи,
И нежный сок помидор.
И дорогие ключи
От наших тесных камор.

Да здравствуешь ты, мой друг!
Да здравствует свежесть уст!
Да здравствует крепость рук!
Да здравствует крепость уз!

Не помню, в каком году
Я с вами была в Крыму,
Друзья мои по письму,
По сердцу и по уму…

О женщина, летающая трудно!
Лицо твое светло, жилище скудно,
На улице темно, но многолюдно,
Ты смотришься в оконное стекло.

О женщина, глядящая тоскливо!
Мужчина нехорош, дитя сопливо…
Часы на кухне тикают сонливо —
Неужто твое время истекло?

О женщина, чьи крылья не жалели!
Они намокли и отяжелели…
Ты тащишь их с натугой, еле-еле,
Ты сбросить хочешь их к его ногам…

Но погоди бросать еще, чудачка, —
Окончится твоя земная спячка,
О погоди, кухарка, нянька, прачка —
Ты полетишь к сладчайшим берегам!

Ты полетишь над домом и над дымом.
Ты полетишь над Прагой и над Римом.
И тот еще окажется счастливым,
Кто издали приметит твой полет…

Пусть в комнатке твоей сегодня душно,
Запомни — ты прекрасна, ты воздушна,
Ты только струям воздуха послушна —
Не бойся, все с тобой произойдет!

Геральдика и героика
Подтаивают во мглах.
Вся жизнь моя — аэротика.
Тела о шести крылах.
Подвешенная над бездною,
Увидела тень свою.
Над бездною разлюбезною
Плыву да еще пою.

Предвижу его, курортника,
Обтянутый свитерок…
Вся жизнь моя — аэротика.
Неси меня, ветерок.
Должно быть, водица мутная
Клубится на самом дне.
Вся маетная, вся ртутная
Колышется жизнь во мне.

От плохонького экспромтика
До плавящей пустоты —
Тащи меня, аэротика, —
Кто же, если не ты?
Я рыпаюсь, а ты раскачивай
На самом крутом краю —
И трать меня, и растрачивай,
Покуда еще пою.

Одна младая девушка
тут прыгнула в фонтан,
и нечто непонятное
цоп за ногу ее.

Я — здешний водяной, шумит,
поставил тот капкан,
на всяких девок-девушек
и прочее бабье.

Плывем с тобой, красавица,
по этой по трубе.
Резвиться будем, милая,
я жду тебя давно.

Я знаю, что понравится,
понравится тебе,
а нас никто не хватится,
не вспомнит, все равно.

Но девушка хорошая, плеща второй ногой,
подумавши, ответила: уйди, поганый мент,
пока я тут купаюсь без желания с тобой,
намок билет студенческий, серьезный документ.

Отвянь, не видишь, рыбина,
что я сама рулю,
я что тебе, колхозница,
чтобы делать тет-а-тет?!

Я — максимум, мороженое
всей душой люблю,
да разве что всем сердцем
свой университет.

Захлюпало чудовище, неназванный фантом,
и отпустило девушку, и жалобно поет:
ступай себе, красавица, не пожалей о том…
а я один наплачуся ночами напролет!

Русалка не случилася,
зато и нет беды,
на то стоит милиция
у каждого метро.

И выскочила барышня
сухая из воды
и поскакала и нырнула
в «Русское бистро».

Мне что-то стало трудно дышать.
Что-то со мною нужно решать.
То ли это болезнь суеты,
То ли это боязнь высоты.
О друзья мои, дышащие легко!
Почему вы все время так далеко?
Если мог чей-то дом над землей парить,
Почему моему это не повторить?

Никто не знает, что мой дом летает.
В нем орущие дети и плачущий пес.
Никто не знает, что мой дом летает…
О, только бы ветер далеко не унес!

Значительно легче стало дышать.
Вот и все, что нужно было решать.
А все-таки чем-то таким грешу,
Что не поддается карандашу.
О друзья мои, дышащие легко!
Почему вы опять от меня далеко?
Даже здесь, в этой области неземной,
Вы опять не рядом со мной!

Никто не знает, что мой дом летает.
В нем орущие дети и плачущий пес.
Никто не знает, что мой дом летает…
О, только бы ветер далеко не унес!
Вот так я пела, а ты кивал.
А ветер нас относил в океан.
Но, как бы ты ни был самолюбив, —
Я не из породы самоубийц.
О друзья мои, дышащие легко!
Вы опять далеко…
Даже если отважусь я на прыжок —
Кто постелет внизу лужок?

Никто не знает, что мой дом летает.
В нем орущие дети и плачущий пес.
Никто не знает, что мой дом летает…
О, только бы ветер далеко не унес!