Станислав Кульчицкий - Почему он нас уничтожал? Сталин и украинский голодомор

Действительно, в городе эта политика «подхлестывания» осуществлялась путем установления невозможно высоких темпов промышленного роста с обязательным репрессированием тех, кто оказывался в задних рядах. Патриарху директивного планирования Станиславу Струмилину приписывалось такое крылатое высказывание: «Лучшие стоять за высокие темпы, чем сидеть за низкие». В области сельского хозяйства эта же политика проявлялась в виде изъятия максимальной доли выращенного урожая. Хлебозаготовки прекращались только весной следующего года, и тогда государство приходило на помощь крестьянам с широко разрекламированными семенными и продовольственными ссудами.

Будучи террористической по своей сути, политика «подхлестывания» обернулась для страны многими бедами. Чего стоят «шахтинское дело» и развернувшаяся вслед за ним кампания «спецеедства»! Чего стоят кампания «ликвидации кулачества как класса» 1930–1931 годов, да полутора сотен тысяч украинских крестьян в первой половине 1932 года, голодная смерть в стране миллионов людей в первой половине 1933 года! Но из всей этой бесконечной череды преступных действий власти мы хотим выделить нечто конкретное: направленную против украинских крестьян акцию, которая состояла из двух частей: конфискации незернового продовольства и организации продовольственной помощи во время подготовки и проведения весеннего сева 1933 года.

Акция против украинских крестьян была задумана и осуществлена как раз тогда, когда сталинский режим решил отказаться от политики «подхлестывания», убедившись в том, что она угрожает колоссальным социальным взрывом. Но эта акция, признанная политически необходимой в ноябре 1932 года (о сталинской угрозе ответить «сокрушительным ударом» на саботаж украинских колхозников уже говорилось при анализе позиции Алека Ноува относительно направленности террора голодом), была замаскирована под политику «подхлестывания». Практика драконовских хлебозаготовок с возвратом части отобранного по заготовкам зерна стала за три года настолько привычной, что замаскировала нечто совершенно иное: осуществленную под видом хлебозаготовок акцию по изъятию незернового продовольства. Эта акция имела своей целью все что угодно (об этом — позднее), но отнюдь не ускорение темпов промышленного строительства. В первой половине 1932 года сталинский режим спасал всех украинских крестьян, оказавшихся на грани голодной смерти. Наоборот, в первой половине 1933 года он равнодушно взирал на гибель одних, хотя одновременно спасал от гибели других. Разобраться в таком поведении власти при полной информационной и физической блокаде голодающих регионов было невозможно. Тем более, что вследствие концентрации власти, имевшей под собой вполне объективные причины, в Советском Союзе начала 30-х годов установилась диктатура совсем узкой группы политических деятелей, сплотившихся вокруг Сталина. Сталин и его подручные имели возможность планировать и осуществлять любые преступные действия, не допуская утечки нежелательной информации не только в уставный орган диктаторской власти — ЦК ВКП(б), но и в неофициальный властный центр — политбюро ЦК.

Отказ Сталина от политики «подхлестывания» проходил столь же постепенно, как и отказ Ленина от продразверстки при переходе к новой экономической политике. Политика коммунистического штурма обернулась для страны многими бедами и в 1920 и в 1932 годах. Но отказ от этой политики был сопряжен с отступлением от партийной программы 1919 года, на что вожди шли совсем неохотно.

Мы многое знаем о народнохозяйственной разрухе 1919–1920 годов. Это знание заложено в нас со школьной скамьи, поскольку наши учителя, а перед тем — вожди должны были объяснить, почему произошла столь резкая смена экономической политики, и страна оказалась в нэпе. Причиной разрухи называлась гражданская война, хотя на самом-то деле война была спровоцирована национализацией «командных высот» и продразверсткой. Иностранных интервентов тоже обвиняли в подрыве экономики, хотя интервенция не имела серьезных масштабов. Да и стоит ли говорить о ней, коль численность Красной армии к концу 1920 года превысила численность всех европейских армий, вместе взятых! В Кремле в полный голос тогда заговорили о мировой революции, рассчитывая «прощупать штыками» прочность соседних стран.

Подлинной экономической ситуации в 1932 году мы не знали. Школа заложила в нас знание о триумфальных достижениях советской власти в осуществлении генеральной линии партии на социалистическую индустриализацию. Книги, кинофильмы, песни, художественные полотна повествовали о Днепрогэсе, Турксибе, Магнитке и других новостройках первой пятилетки.

Конечно, все это было. Но было и другое. С 1929 года правительство непрерывно наращивало объемы капитального строительства в промышленности, а в июле 1932 года Сталин дал указание сократить утвержденный годовой план на 500–700 млн. руб. В июле же пришлось существенно сократить и военный бюджет. Когда К. Ворошилов припомнил прежние обещания, Сталин ответил, что теперь другая ситуация. Только тяжелый кризис мог заставить сталинское правительство уменьшить расходы на «священных коров» бюджета — промышленность и армию. Показателем надвигавшейся экономической катастрофы стало отчаянное состояние платежного баланса. Чтобы получить валюту и оплатить счета поставщиков иностранного оборудования для новостроек, на аукцион начали выставлять бесценные произведения мирового искусства и уникальные предметы антиквариата. Но это привело лишь к обвалу цен на столь специфическом рынке.

Правительство было способно вытрясти из колхозов весь хлеб, чтобы обеспечить экспортные потребности. Резкое уменьшение хлебного экспорта (с 316 млн. пудов в 1931 году до 108 млн. в 1932 году) объясняется не желанием оставить хлеб в стране, а его элементарным отсутствием.

Дефицит хлеба привел к росту антисоветских настроений среди городского населения, в том числе у рабочего класса. В последнем квартале 1932 года на централизованном снабжении в Украине находилось 7160 тыс. человек. Чтобы привести в соответствие расход хлеба с его запасами, политбюро ЦК КП(б)У 29 ноября приняло решение уменьшить норму для служащих, а также иждивенцев рабочих и служащих по особому и первому спискам с 400 до 300 грамм в день, снять со снабжения кустарей, сократить фонд общепита на 15 % и смешать муку с ячменем и кукурузой.

Непопулярные меры подорвали влияние партии среди населения и авторитет вождей среди тех, кто связывал свое благосостояние с партбилетом. В письме 20-летнего комсомольца Г. Ткаченко генеральному секретарю ЦК КП(б)У С. Косиору промелькнула такая фраза: «Нынче приобретает силу и авторитет теория тов. Бухарина». Используя не только партаппарат, но и чекистов, сталинцы разгромили в 1928–1929 годах бухаринский «уклон». Однако идеи Н. Бухарина, который отстаивал кооперативы вместо колхозов, оставались популярными. Провал экономической политики Сталина ставил на порядок дня вопрос о возвращении к нэпу и кооперативному строительству. Партия, за исключением ее номенклатурной части, могла объединиться вокруг этих лозунгов. Для Сталина это означало политическую смерть.