Владимир Бобылев - Внешняя политика России эпохи Петра I

Отставание России в военной области, разумеется, не могло не осознаваться ее политическими деятелями. С их стороны предпринимались постоянные попытки поднять огневую мощь и тактическую выучку своих войск до европейского уровня. Но решалась эта проблема в основном за счет импорта оружия, стратегических материалов и найма на службу иностранных офицеров и военных инженеров. Так, накануне русско-польской войны 1654–1667 гг. Россия закупила в Голландии и Швеции 40 тыс. мушкетов, 30 тыс. пудов свинца и 20 тыс. пудов пороха. Если учесть, что общая численность русской армии составляла не менее 60 тыс. человек, то, следовательно, 2/ 3ее было вооружено импортными мушкетами и боеприпасами к ним. Поскольку закупки были и до этого времени, можно предположить, что и остальная часть оружия была аналогичного происхождения.

Насыщение армии новой техникой не приводило, однако, к существенному перелому на полях сражений в пользу России, о чем свидетельствуют результаты всех войн, которые она вела на протяжении второй половины XVII в. И главная причина этого заключалась в том, что техническая модернизация вооруженных сил не опиралась на адекватную ей структуру, которая, несмотря на некоторые нововведения, в целом оставалась крайне архаичной. Так, Петр I, оценивая боеспособность русских войск второй половины XVII в., писал, что «не точию с регулярными народы, но и с варварами (и без стыда), что ни протиф кого стоять не могли».

Фактически полная зависимость русской армии и ее боеспособности от поставок вооружения из ведущих европейских держав не могла, естественно, не влиять на внешнеполитический курс России. В Москве отчетливо понимали это положение вещей, усугублявшееся еще и тем, что единственный океанский порт России — Архангельск, через который поступало в основном оружие, находился в зоне досягаемости шведских сухопутных сил и флота. Поэтому, после Столбовского мира 1617 г., завершившего русско-шведскую войну начала XVII в., правительства первых Романовых взяли курс на сохранение хороших отношений со Швецией. Но это положение не могло сохраняться вечно. Политические круги России были хорошо информированы о «потаенных» видах Стокгольма на новгородские земли и Беломорье, да и сама Москва не могла смириться с положениями Столбовского мирного договора, по которому у России были отняты земли в Прибалтике с городами Орешек, Копоре, Ям, Ивангород и Корела. В этой ситуации русско-шведский антагонизм мог в любое время разразиться военным столкновением и привести к захвату Швецией Архангельска, что — имело бы для России катастрофические последствия. Поэтому, с середины 50-х годов XVII в. в русском правительстве все настойчивее укрепляется мысль о необходимости прорыва к берегам Балтийского моря с целью радикального улучшения условий внешнеэкономических связей с Западной Европой.

Уже в ходе русско-польской войны 1654–1667 гг. Россия пыталась решить эту проблему за счет присоединения Литвы и Курляндии. Но первые же успехи русского оружия в кампании 1654 г. вызвали серьезное беспокойство в Швеции, поскольку возможность утверждения России южнее шведской Лифляндии вступала в противоречие с политической доктриной Стокгольма, предусматривающей превращение Балтийского моря в «шведское озеро». Допустить русских к берегам Прибалтики, по словам шведского короля Густава-Адольфа, было бы «крупнейшей политической ошибкой». Чтобы упредить русское продвижение к Курляндии, летом 1655 г. Швеция вступила в войну с Польшей. Разгром шведами польской армии и взятие Варшавы создавали предпосылки резкого усиления Швеции за счет Польши, Литвы и Курляндии, что объективно несло для жизненных интересов России большую угрозу, чем ослабленная Польша. В мае 1656 г., заключив перемирие с Польшей, Россия вступила в войну со Швецией. Однако война с одной из передовых в военном отношении держав Европы оказалась не по силам для Московского государства. В 1661 г. Россия была вынуждена заключить со Швецией Кардисский мир на условиях Столбовского соглашения.

Военная слабость России, проявившаяся в неудачной борьбе за Прибалтику, а также обострение ситуации на ее южных рубежах, не только не сняли с повестки дня внешней политики балтийский вопрос, но более четко показали пути его решения. В Москве все больше склонялись к мысли, что успешное решение этой проблемы и успешная борьба с крымско-турецкой экспансией возможны при условии прочного военно-политического союза с Польшей.

Идея разрушения крымско-польско-шведского барьера на его флангах с помощью и в союзе с Варшавой принадлежит выдающемуся русскому государственному деятелю А. Л. Ордину-Нащокину, ставшему в 1667 г. во главе Посольского приказа. Венцом его дипломатической деятельности по проведению в жизнь данной концепции стало Московское союзное постановление 1667 г., согласно которому Россия и Польша договорились «случати силу» там и тогда, где и когда потребуют нужды обороны двух стран.

Из двух внешнеполитических проблем Московского государства послеандрусовского периода — крымско-турецкой и балтийской — наибольшее значение получила первая. Воссоединение Левобережной Украины с Россией вызвало резкое противодействие со стороны Крымского ханства и Османской империи, которые попытались силой оружия отторгнуть от России земли по левому берегу Днепра. В кровопролитных боях под Чигирином в 1676–1681 гг. русским войскам удалось остановить продвижение крымско-турецкой армии на Киев. Однако положение на южной границе оставалось крайне напряженным.

Правительству приходилось ежегодно выплачивать крупные суммы денег крымской феодальной верхушке за их отказ от набегов на южнорусские земли. Но эти обещания часто не выполнялись. Перманентная военная обстановка стала существенным тормозом в развитии производительных сил страны. Татарские набеги или их угроза мешали вовлечению в хозяйственный оборот плодороднейших земель юга России. Страшным ударом по экономическому развитию этого региона являлся угон татарами в рабство славянского населения. Только за первую половину XVII в. татары угнали в Крым из пределов Московского государства около 200 тыс. человек. В начале XVIII в. количество славянских невольников в Крыму составляло 60–65 тысяч.

Московское государство тратило огромные средства на создание оборонительных сооружений от татарских набегов — засечных черт, что, естественно, самым негативным образом отражалось на финансово-экономическом положении страны.

Самые насущные потребности хозяйственного и военно-стратегического порядка требовали от русского правительства принятия все более решительных мер по борьбе с крымской угрозой, которая постепенно превращалась в проблему выхода России к берегам Черного моря. А это неизбежно вело к еще более крупным столкновениям с Османской империей.