Кирсти Эконен - Творец, субъект, женщина: Стратегии женского письма в русском символизме

Имя София, как и фамилия Кунде (немецкое слово, обозначающее знание), содержит прямую отсылку к софиологии В. Соловьева, к его центральной фемининной концепции В. Соловьева, которую также именуют идеей Вечной Женственности, Душой мира и т. д. (о соотношении этих концептов см.: de Courten 2004, 211–241). Фамилию Кунде можно считать пародической аллюзией на эпитет соловьевской (оригинально библейской, гностической и романтической) Софии Премудрой. Отчество Софии Кунде, Александровна, можно прочитать как указание на имя героя, Границына. Можно предположить, что Границын является «отцом» — источником и родителем — Софии Кунде. Такое понимание найдет обоснование в развязке повести, как будет показано ниже.

С помощью Софии Кунде философ Границын начинает статью «О любви» и быстро и успешно заканчивает работу. Вдохновительная функция Софии Кунде вписывается в комплементарную платоновскую модель творчества. По «Пиру» Платона, произведение искусства появляется в результате духовного (и телесного) соединения двух мужчин, как ребенок не умирающий, но «вечный, красивый и совершенный». В символистском понимании художественного творчества соединяются платоновская идея о духовной беременности [313] Заметим, что Соловьева в качестве автора «Небывалой», как уже было указано, сравнивала процесс написания повести с беременностью: не 9 месяцев, а 9 лет она носила ее (Cooper 1997, 181). с романтическим представлением о вдохновляющем влиянии музы. В «Небывалой» результат творческого процесса — статья Границына «О любви» интерпретирована обоими персонажами как результат духовной беременности — «наш ребенок» (Соловьева 1912, 135). Границын говорит:

Это не мое, а наше дитя. Если бы не вы, эта статья никогда не создалась бы такой, какой вы ее только что слышали.

Несмотря на взгляд на статью как на совместный «проект», ее текст становится объектом спора. София Кунде хочет положить рукопись в свой мешок (Соловьева 1912, 123). Она также требует лично пересмотреть законченный вариант рукописи (Соловьева 1912, 125), но Границын «не мог не отдать статью и не хотел ее отдать». Совместный «проект» оказывается — несмотря на платоновскую модель творчества как результат любовных отношений — делом Границына.

Вместе с тем соединение в повести высокого платоновского идеала с реалистичным стилем повествования вызывает пародийный эффект. Снижение идеала можно обнаружить и в возникающей параллели между статьей-«ребенком» и умершей дочерью Софии Кунде. По Платону, как и в идеологии символизма, «вечный, красивый и совершенный» результат духовной «беременности» ценится выше умирающего человеческого ребенка. В повести Соловьевой, однако, выстраивается параллель на таком конкретном уровне, что, во-первых, метафора оказывается смешной и, во-вторых, мысль о том, что статья Границына могла бы заместить умершую дочку Кунде, кажется подозрительной и даже абсурдной.

Оба произведения, «Слепой» и «Небывалая», иллюстрируют функции фемининного в искусстве и творчестве. Оба произведения также показывают последствия такой эстетики для женских персонажей — умирает Ореада, и исчезает София Кунде. Становление и исчезновение женских персонажей — как я покажу в следующем разделе — определяется ролью маскулинных творческих субъектов, Альдора и Границына.

Слепой художник Альдор и склонный к галлюцинациям философ Границын являются представителями творческой слепоты и ясновидения — гениальности. Выше речь шла о том, что слепота художника Альдора представлена в драме, помимо гениальности, также как солипсизм и нравственный недостаток. Ниже я покажу, что в «Небывалой» видение (гениальное сверхвидение Границына) является способом создания Софии Кунде, категории фемининного.

Сюжет «Небывалой» построен на развитии двух линий: любовной истории Границына и Софии Кунде и творческой работы над статьей о любви. Как я показала выше, София функционирует как «оплодотворитель сознания гения» (пользуюсь выражением Бердяева). Параллельно творческому процессу происходит трансформация гениального и творческого (сверх)видения Границына в сумасшествие.

В отличие от почитателей Вечной Женственности, таких как, например, Вл. Соловьев и А. Блок, П. Соловьева обращает внимание не столько на фемининность (на Софию), сколько на роль того, кто ее видит. Вместо обсуждения значения, роли или сущности Софии (ее появления, ее изменения или ее разных ипостасей), автор повести «Небывалая» обращает внимание на процесс становления Софии — категории фемининности.

В повести ясно указано, что София Кунде — продукт гениального или сумасшедшего сознания философа — существует лишь по отношению к нему и его творческому процессу. Об этом свидетельствует ее реакция в тот момент, когда Границын рассказывает, что статья написана:

Когда Границын через несколько дней привез рукопись и сказал, что статья «О любви» окончена, София Александровна слегка побледнела. Александру Петровичу показалось, что она скорее испугалась, чем обрадовалась, и это смутило его.

Испуг Софии Кунде вызван тем, что с завершением статьи прекращается ее существование, зависящее от творческого субъекта и от творческого процесса.

Зависимость Софии Кунде от творческого субъекта Границына и от его творческого процесса становится наглядной в тот момент, когда статья «О любви» завершена. Постепенно начинают исчезать все физические свидетельства бытия Софии Кунде: оказывается, что ее дома не существует, также не существует могилы ее умершей дочери, хотя Границын раньше посещал оба места. В начале повести намеки на странность, призрачность сознания Границына можно истолковать как следствие «безумной» и «слепой» любви. К концу повести автор искусно меняет повествовательную стратегию: вся любовная история оборачивается призраком. Вместе с тем постепенно реалистическое повествование всезнающего рассказчика изменяется в модернистское описание сознания Границына. Изменение стиля по ходу повествования отвечает развитию сюжета, превращению Софии Кунде в абстрактный или вымышленный образ. В замысле «Небывалой» можно увидеть параллель высказыванию З. Гиппиус об объектной позиции Беатриче по отношению к Данте (Гиппиус 1908, 22, ср. гл. о ней). В «Небывалой» София Кунде предстает как продукт солипсического сознания Границына. Она необходима для написания статьи, и она существует как часть комплементарной пары. Повесть «Небывалая» ясно показывает, что София Кунде не имеет собственной субъектной позиции.

Роль Границына в создании Софии Кунде акцентируется при сопоставлении «Небывалой» с некоторыми центральными, с точки зрении фемининности, текстами символизма. Я предполагаю, что онтологические аспекты повести «Небывалая» более наглядно проявляются в интертекстуальном сопоставлении образа Софии Кунде с некоторыми другими символами категории фемининности в целом и Вечной Женственности в отдельности. Ниже я рассматриваю «Небывалую» сначала в контексте соловьевства, сопоставляя явление Софии В. Соловьеву с появлением Софии Кунде. Затем я сравниваю повесть с поэзией А. Блока так называемого периода «второго тома», с «Незнакомкой» и «Снежной маской». После этого категория фемининного у Соловьевой рассматривается в контексте петербургского мифа. Анализ создания и онтологического статуса Софии Кунде завершается рассмотрением гендерного мышления П. Соловьевой в сравнении с современной гендерной теорией, в первую очередь с идеями Дж. Батлер.