Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков

Довольно опасным и неприятным местом в Москве стала устроенная у храма Христа Спасителя выложенная мрамором иордань. Летом она была наполнена грязной вонючей водой и оборванцы ловили с неё удочками рыбу в Москве-реке и творили, как писала газета, на ней всякие безобразия. В народе даже говорили о том, что в этой самой иордани гибли люди, решившиеся на самоубийство, а летом 1885 года в ней обнаружили труп молодого человека.

Вонь стояла и на Красной площади, когда там растапливали свезённый с московских улиц и площадей снег, смешанный с навозом и нечистотами. В самом Кремле у здания Судебных установлений, около кремлёвских казарм и у здания Арсенала по Сенатской площади кучи снега лежали иногда более недели, и на площади возникали ухабы. Снег надо было убирать. Однако и это, казалось бы, нужное дело доставляло москвичам неудобства. Об этом свидетельствует письмо, которое в феврале 1897 года направил московскому генерал-губернатору неизвестный, подписавшийся коротким, но весомым словом «Москвич». Он, в частности, писал: «… Назначение нового обер-полицмейстера, по-видимому, весьма достойного человека, порадовало горожан надеждою на устранение полицейской грубости и произвола. Но тут неожиданно последовало ни на чём не основанное распоряжение сбивать снег с мостовых и разрушать прекрасную санную дорогу. Тысячи рук стали безобразить путь, кирки ломают настилку, наброшены кучи снеговых комьев, десятки возов загромождают улицы, нет проезда ни на колёсах, ни на санях, везде ухабы, торчат оголённые камни. Что за притча, откуда сие? Вспотевшие дворники с божбой уверяют, что возвратился Власовский [26] После ходынской катастрофы Александра Александровича Власовского сменил на посту московского обер-полицмейстера Дмитрий Фёдорович Трепов. , а более осведомлённые остряки объясняют, что полковник Трепов видел во сне прилетевших грачей и скворцов и вообразил, что началась весна, ну и как заботливый начальник сего града приказал поскорей свозить снег».

А вообще, уборка снега в Москве была нелёгким делом. Снег грузили лопатами на сани, а потом вывозили из города. Но сколько можно вывезти его на санях? А поэтому нечего удивляться тому, что на улицах, в переулках и на площадях Москвы чуть ли не до лета лежали снег и глыбы сколотого льда. Вывозить их было некому. Подрядились как-то на это дело подмосковные крестьяне, но вскоре отказались: не было никакой возможности тащить сани по оголённым мостовым. Тогда убирать и вывозить снег поручили домовладельцам. И тут начались дискуссии и споры. Домовладельцы отстаивали право самим решать, когда вывозить снег. Городские же власти были против этого. Они придерживались того мнения, что некоторые улицы, такие, например, как Сретенка, Мясницкая, Малая Дмитровка, Каланчёвская, Домниковская, требуют самой безотлагательной уборки, поскольку движение на них очень оживлённое и если домовладельцам не давать какие-то сроки на уборку снеговых куч, то те, скрывая старую кучу под новой, загромоздят снегом всю улицу и будут утверждать, что срок уборки снега ещё не истёк. Тогда пришлось бы с ними судиться, а следовательно, бездействовать в ожидании решений мировых судей.

Плохо, когда в стране власть и граждане не находят общего языка, когда государство не считается с интересами своих граждан, а граждане видят в государстве лишь помеху своим интересам, но никак не партнёра в полезных и добрых делах. Судебный деятель второй половины XIX века М. Дмитриев в своих мемуарах «Главы из воспоминаний моей жизни» писал по поводу отношения обывателей к государственной собственности следующее: «Преступление против государства, против казны, народ ставит решительно ни во что, идеи государства он не понимает, а казну он почитает неистощимою».

Но вернёмся к городским проблемам. Много споров возникало тогда и по вопросу метения улиц. Одни утверждали, что мести их нужно до поливки, другие — что после. Первые считали, что полив невыметенной улицы приведёт к образованию грязи, другие — что метение улиц в сухую погоду вызовет нестерпимую и вредную для здоровья людей пыльную бурю. Сошлись спорящие в одном: навоз с улиц надо убирать по мере его поступления, независимо от дождя и поливки.

Климат в Москве в XIX веке был, как и теперь, не постоянный. Бывали зимы тёплые, «сиротские», как их тогда называли, поскольку бедным людям их было легче пережить в их жалкой одежде и часто нетопленом жилье. Такими были зимы 1821, 1822, 1824, 1825, 1843, 1845 годов, а бывали и холодные, жестокие, такие как в 1823,1828, 1829,1833,1834,1838 или 1842 годах. Наряду с обычными для наших мест переменами случались в Москве и чрезвычайные погодные происшествия.

Восемнадцатого июля 1885 года в седьмом часу вечера, после жаркого удушливого дня, над Москвой разразилась страшная гроза. Ей предшествовал вихрь, почти ураган, поднявший громадные тучи пыли, затем небо осветилось яркими вспышками молний, раздались сильные удары грома и небо опрокинулось на землю проливным дождём. На Ходынском поле удар молнии поразил трёх человек и две лошади. Услышав об этом, из Петровского парка и Зыкова, когда дождь стих, посмотреть на происходящее потянулись толпы людей. Им открылась страшная картина: стояли два воза с кондитерской посудой и мебелью, около них две запряжённые мёртвые лошади, а рядом находились два мужика, состоявшие при возах. Они были врыты по пояс в землю. Сделали это солдаты, поскольку, согласно поверью, людей, ушибленных молнией, следует закапывать в землю, чтобы электричество ушло. Один из закопанных был мёртв. Его накрыли белой простынёй. Сострадательные люди бросали на эту простыню монеты и кредитные билеты. Рядом с трупом был врыт в землю возчик с окровавленной головой. Поодаль от него на земле лежал умирающий. Его окружила толпа. Рядом, на коленях, стоял старый священник в полном облачении со Святыми Дарами и громко читал: «Верую, Господи, исповедую…» Толпа слушала молитву, обнажив головы.

Страшный ливень прошёл над городом и 9 августа 1887 года. Улицы и переулки превратились тогда в бурные реки, по которым не только люди, но и лошади боялись идти.

Двадцать второго июля 1890 года в Петровском парке состоялось очередное гулянье. Всё было прекрасно: девки пели, пьяные мужики обнимали деревья, надрывалась гармошка, а по аллеям гуляли пары. Вдруг, ни с того ни с сего, поднялся сильный порывистый ветер. Он окутал не только парк, но и весь город целым морем густой пыли. Наступила непроницаемая тьма, а потом разразилась страшная гроза, сопровождаемая громом, молниями и градом. Невообразимый ужас овладел всеми застигнутыми бурей в парке и на улицах. Женщины неистово кричали. И, как всегда, возле парка не оказалось ни одного вагона конно-железной дороги. Когда, наконец, вагон появился, то люди кинулись к нему, пугая лошадей. Места брались с бою. Мужчины, расталкивая женщин и детей, лезли в вагон, забыв обо всём хорошем, чему их учили с детства. Так в паническом страхе человек совершал поступки, за которые ему потом, может быть, было стыдно всю жизнь.