В. Храковский - 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе

Karolak S. Remarques sur la sémantique de l'aspect // W. Smoczynski (éd.). Analecta Indoeuropaea Cracoviensia Ioannis Safarewicz dicata. Cra-coviae, 1995.

Kleiber G. Qu'est-ce qui est indéfini? // Faits de langues, 1994. № 4.

Wierzbicka A. On the Semantics of Verbal Aspect in Polish // To Honor Roman Jacobson. Vol. Ш. The Hague; Paris, 1967.

Принято считать, что существуют две основные теории знака: унилатеральная и билатеральная. Унилатеральная трактует знак как материальный объект, с которым связано определенное значение. Последнее именно связано со знаком (природа этой связи — отдельный вопрос, ср. ниже), но не является компонентом знака; значение не «встроено» в знак. Например, знаки дорожного движения: с точки зрения унилатеральной теории, именно «кирпич» или перечеркнутая буква Р на определенном фоне, указывающая на запрещение парковки, и являются знаками. Они сообщают тому, кто знаком с соответствующей кодовой системой, информацию, которая выступает в качестве значения.

Билатеральная теория, канонизированная Соссюром, но известная в достаточно разработанном виде по крайней мере со времен стоиков, исходит из понятия знака как сочетания материального означающего и идеального означаемого — значения. В этом случае значение есть абсолютно необходимый компонент знака, без которого соответствующий материальный объект просто теряет свою семиотическую природу, выводится за пределы культурных ценностей. Именно это, вероятно, имел в виду Аристотель (хотя и применительно к другой ситуации — эрозии семантики слова), когда говорил, что слова «крылаты и склонны улетать, когда они не отягощены значением».

Кажется, большинство лингвистов и семиотиков придерживаются билатеральной теории знака. Это представляется естественным: «нечто» материальное становится знаком только в том случае, когда в нем незримо присутствует определенная «добавка», делающая данный объект чем-то бóльшим, нежели совокупность его материальных признаков (сколь угодно богатых) за счет включения в систему ценностей, в некоторое информационное пространство. Здесь можно видеть аналогию между так понимаемым знаком и категорией системы. Набор элементов, объектов тоже ведь обнаруживает атрибут системности, когда в нем можно усмотреть некоторый незримо присутствующий «объект-связь» [Смирнов 1978], делающий систему системой; без этой «добавки» набор равен самому себе, тогда как с ней система-целое, по известному замечанию, восходящему к Аристотелю, оказывается больше суммы ее элементов-составляющих. Как знак, так и система обладают свойством неаддитивности.

В то же время билатеральная теория знака порождает проблемы, пути решения которых не вполне очевидны. Главная из них — это вопрос о том, каким образом достигается единство знака как особой целостной сущности, если его составляющие столь разнородны: материальное означающее и идеальное означаемое. Грубо говоря, как соединяются означающее и означаемое, «где» надо искать результат этого соединения — в мире материального или идеального [25] Разумеется, мы не можем обсуждать здесь философский вопрос об определенной условности самой по себе грани между материальным и идеальным. ? Вероятно, указанный вопрос пересекается с более общей проблемой соотношения физического и психического: как происходит переход от воспринимаемого физического сигнала к его психическому (идеальному) представлению в ментальных механизмах человека (или иного живого существа, обладающего психикой) [26] См. об этом особенно в работах Веккера [Веккер 1974 и др.]. , но специфика проблемы применительно к природе знака кажется очевидной.

В существующей огромной литературе, посвященной категории знака (мы вынуждены отвлечься от ее рассмотрения ввиду ограниченности объема статьи), обычно не обращается внимания на то, что указанная проблема фактически не существует для Соссюра — наиболее известного из авторов теории билатерального знака. Дело в том, что Соссюр абсолютно ясно и недвусмысленно отвечает на поставленный выше вопрос о том, «где искать» билатеральный знак как единую сущность, как целостность: этот знак принадлежит психике человека (или, в других терминах, ментальным механизмам человека). Снятие проблемы осуществляется за счет «ментализации» означающего, которое, по Соссюру, есть не материальный объект, но «образ» этого последнего. Предоставим слово самому Соссюру: «Этот последний (акустический образ означающего как компонент знака. — В. К ), — прямо говорит Соссюр, — является не материальным звучанием, вещью чисто физической, а психическим отпечатком звука, представлением, получаемым нами о нем посредством наших органов чувств; акустический образ имеет чувственную природу, и если нам случается назвать его „материальным“, то только по этой причине, а также для того, чтобы противопоставить его второму члену ассоциативной пары — понятию, в общем более абстрактному» [Соссюр 1977: 99]. При таком подходе, когда означающее и означаемое «равно психичны» (также слова Соссюра), их объединение в рамках знака становится вполне органичным — как объединение двух единоприродных сущностей. Более того: это даже не объединение, а взаимопроникновение, что прекрасно иллюстрируется знаменитой метафорой Соссюра, который уподобляет связь между означающим и означаемым отношению между двумя сторонами листа бумаги — невозможно разрезать одну сторону, не затронув одновременно другую. Сущность знака во многом и определяется неразрывностью связи между означаемым и означающим; соответственно, изучая структуру означающего, лингвист ищет, что в ней отвечает в структуре означаемого и наоборот. Не случайно Блумфилд определил грамматику как исследование соотношения между звучаниями и значениями.

Между тем закрыв одну проблему, Соссюр оказывается перед другой — ничуть не менее сложной, что позволяет говорить о «парадоксе соссюровского знака» [Касевич; в печати], или семиотическом парадоксе Соссюра. Дело в том, что представления о знаках как орудиях коммуникации, о том, что мы почти буквально обмениваемся знаками в процессе речевой деятельности, о том, наконец, что язык есть система знаков и основная функция этой системы — коммуникативная, укоренены в науке едва ли не в большей степени, чем теория билатеральности знака. Разумеется, возможны оговорки (наподобие не очень ясного тезиса о том, что языковые знаки — это знаки «особого рода»); еще более очевидно, что не всё в языке исчерпывается его семиотической природой и коммуникативной направленностью. Но вряд ли кто-то будет отрицать одновременно знаковую природу и коммуникативную функцию языка.