Борис Соколов - Котовский

Надежда Владимировна Брусилова была писательницей и наверняка оценила литературные способности Котовского. Письмо было в меру сентиментальным и при этом весьма неконкретным, но производило впечатление глубокой искренности. В письме Котовского бросается в глаза, что когда он говорит об ударах судьбы, будто бы толкнувших его на криминальную дорожку, то в чем именно заключались эти удары, не сообщает. Котовский упоминает несколько своих налетов, во время которых будто бы проявил благородство. Но опять-таки никакой конкретики — когда происходил тот или иной налет, кто именно был ограблен. А ведь Котовский никогда просто так первого встречного не грабил. Он действовал по наводке, подбирал свои жертвы и тщательно готовил нападения, так что фамилии большинства ограбленных им людей должен был помнить. Такая забывчивость деталей наводит на мысль, что все случаи, свидетельствовавшие о его благородстве, Котовский придумал. Тем более что в письме фигурировал еще и мифический предок-полковник. Зато о связях с революционерами Котовский в этом письме, естественно, и словом не обмолвился. Ничего не сказал он и о своем дезертирстве из армии во время Русско-японской войны. Это наверняка не понравилось бы боевому генералу.

Разумеется, супруги Брусиловы правдивость сообщенного Котовским проверять не стали. Хотя, наверное, догадывались, что кое-что он мог и присочинить. Но им очень хотелось верить человеку, обещавшему завязать с преступным прошлым и твердо встать на путь исправления. И Надежда Владимировна сделала всё, чтобы убедить мужа помиловать Котовского. Уже 16 октября она писала ему: «Дорогой мой, я позволяю себе телеграфировать об Котовском, так как никогда в жизни не была в таком тяжелом положении относительно жизни и смерти человека. Прочти это письмо или хоть подчеркнутые мною места. Начальник тюрьмы, председатель военного суда и очень много других лиц говорят мне, что он производит впечатление действительно кающегося человека. Так хоть замени виселицу расстрелом, если нельзя даровать жизнь, как он и просит. Но лучше всего совсем спаси человека.

…Может быть, можно отправить этого разбойника Котовского на фронт на суд Божий. Подумать только, как часто такие разбойники бывают честнее и благороднее всяких чинушек военных и штатских, обкрадывающих русское правительство и народ исподтишка…»

А в конце октября, когда Котовский уже был помилован, Надежда Владимировна написала мужу благодарственное письмо: «Милый мой, ты прости, что я такую суматоху подняла из-за приговора Котовского. Я не знаю, действительно ли он разбойник или идейный анархист, я не следила за процессом, у меня для этого нет времени. Но раз человек обратился ко мне, то уж ты устрой, чтобы на моих руках крови не было. Бог всё разберет. Иной разбойник иногда лучше иного министра. Здесь все на меня рассердились, что я задержала исполнение приговора военного суда на целые сутки, пока не довела до тебя всей этой истории. Я телеграфировала ночью прокурору и генерал-губернатору и градоначальнику, пока не добилась своего. И как удачно, что твой милый усатый жандарм заглянул ко мне прежде, чем на поезд, с экстренными бумагами из штаба. Я вижу в этом Божью волю. И вот жизнь человека спасена. Я даже не знала, что у тебя есть право совсем отменить смертную казнь, и только надеялась, что ты сможешь приказать пересмотреть дело вновь, всё же он бы видел, что я сделала, что могла. Слава Богу, что так вышло. Спасибо тебе…»

Нельзя сказать, что генерал Брусилов был этаким всепрощающим добрым дедушкой. Уже после помилования Котовского он бестрепетно утвердил смертный приговор группе солдат 223-го Одоевского пехотного полка за участие в антивоенных выступлениях. В связи с этим Алексей Алексеевич 26 января 1917 года телеграфировал в Ставку: «Необходимо для примера немедленно привести приговор в исполнение. Совершенно недопустимо никакое снисхождение». Но к Котовскому генерал снисхождение проявил, в том числе и потому, что почувствовал в нем «социально близкого» человека — внука заслуженного героя-полковника. Несомненно, решающим здесь было заступничество Надежды Владимировны. Возможно, генерал также поверил в искренность раскаяния Котовского и в его готовность искупить свою вину на фронте. Как мы увидим дальше, на фронт Первой мировой войны Котовский действительно попал, но поучаствовать в боях ему так и не довелось.

Уже после Февральской революции, 18 марта 1917 года, Котовский навестил Надежду Владимировну. В этот день она писала мужу: «Дорогой мой, жду сейчас Котовского, разбойника бессарабского, который пожелал „поцеловать мне руку за то, что я ему жизнь даровала“».

Надежда Владимировна вспоминала об этой встрече в августе 1925 года, когда узнала о гибели Котовского: «Тут вскоре разыгралась Февральская революция, и смута душевная все усиливалась. В городе было неспокойно. Уголовная и политическая тюрьма разбежалась. Котовский мне просил передать, чтобы я была спокойна, что он пользуется таким авторитетом среди разбежавшихся, что соберет их всех обратно и водворит порядок, что он и выполнил. Я была ему крайне благодарна, так как по городу ходили чудовищные слухи. Жители боялись вечером выходить на улицу, грабежи участились и т. д. и т. п.

Дня через два, в то время, когда у меня в залах было много дам и барышень, моих помощниц по делам благотворительности, мне позвонил журналист Горелик. Это был очень симпатичный еврей, газетный работник, и я много раз имела с ним дело. Он по телефону просил меня принять его вместе с Котовским. Я отвечала согласием.

Мои девицы и дамы — врассыпную, визжат и охают.

— Как вы не боитесь, Надежда Владимировна, ведь он разбойник…

— Ну да, конечно, он сейчас ворвется и всех нас перестреляет, — трунила я над ними. Минут через двадцать швейцар докладывает лакею, тот мне, и появляется Горелик в обществе совершенно бритого человека с умным, энергичным лицом.

— Я пришел, чтобы поблагодарить вас, позвольте поцеловать ручку, которая даровала мне жизнь.

Я в свою очередь поблагодарила его за энергичную помощь властям в тюрьме в борьбе с уголовными преступниками. Мы обменялись еще несколькими словами. В тот день как раз были телеграммы о том, что вызванный было в армию с Кавказа великий князь Николай Николаевич остановлен на пути, что Временное правительство передумало (назначать его главнокомандующим русской армией. — Б. С.) и отклонило свое решение. Это, конечно, было сделано по распоряжению солдатских и рабочих депутатов, то есть по указанию большевиков. Но Котовский тогда их не знал, ничего общего с ними не имел, они позднее его к себе пристегнули.

Он тогда, увидев на моем столе большой портрет великого князя, заговорил об этом вопросе сам: