Владислав Петров - Древняя история смерти

Аккурат в этот момент в гости к Са прибыло божество Аталанга и — видимо, несколько удивившись, зачем для принятия грязевых ванн нужна целая равнина, — превратило вязкую жижу в твердую землю, а заодно создало растения и животных. Возможно, все это было лишь маневрами, отвлекающими Са от намерения Аталанги умыкнуть у него младшую дочь, поскольку сватовство Аталанги Са высокомерно отверг. Если это так, то надо признать, что задумка Аталанги удалась: пока Са решал, как быть с неожиданно возникшим хозяйством, он с юной красавицей убежал в недосягаемые дали.

По прибытии в указанные дали у них родились дети: семь мальчиков и семь девочек, причем четыре мальчика и четыре девочки были белые, а три мальчика и три девочки — черные, и все они говорили на разных языках. Голова у Аталанги пошла кругом, он не знал, как воспитывать столь странных детей и — что говорит о некоторой инфантильности этого божества — пошел просить совета у Са.

Отдадим должное Са. Он не стал поминать Аталанге, мягко говоря, неучтивое поведение и продемонстрировал возможности, которые ставят его на один уровень с прочими африканскими демиургами. Он передал своим внукам — и белым, и черным — множество полезных вещей и предписал белым жениться на белых, а черным на черных, а кроме того, специально для них организовал появление на небе днем солнца, а ночью — луны и звезд.

Под конец, однако, Са вспомнил, что он божество смерти, и в качестве компенсации за уведенную обманом из-под отцовского крова дочь потребовал от Аталанги выдачи, когда только пожелает, любого его потомка. И Аталанге не оставалось ничего иного, как ответить согласием. Поэтому коно умирают.

Остается без ответа вопрос, который не может не возникнуть: что стало с белыми сыновьями и дочерями Аталанги? Сами коно, отсчитывающие свою генеалогию от черных детей, утверждают, что от них произошли все европейцы. Но думается, что это преувеличение. Некоторые, может быть, но чтобы все — вряд ли…

Гонды, проживающие в немалом количестве в Центральной Индии, стали жертвами происков страшной девочки по имени Чамарин.

Уже сама необычность рождения Чамарин указывала на то, что с нею произойдет нечто особенное, ибо чудесная девочка возникла в Нижнем мире в результате попадания тени коршуна на коровью шкуру, на которой скопилась менструальная кровь йогини. Явившись на свет, Чамарин первым делом поинтересовалась у столпившихся вокруг йогинь, что ей следует употреблять в пищу, и те направили ее в Средний мир, где живут люди, которые, дескать, и есть наилучшая еда. Чамарин, не мешкая, приняла облик гигантского коршуна, преодолела границу между мирами и отправилась на охоту.

Славная вышла охота: девочка-коршун глотала гондов целиком, целыми семьями и даже деревнями! Но вот беда: насыщения она не испытывала. Оказывается, люди, проходя через ее пищеварительную систему, выходили с другого конца и тут же оживали, поскольку владели водой бессмертия. Чамарин пожаловалась йогиням, те передали ее жалобу богу Махадео, и он воду бессмертия у гондов отобрал, на чем, собственно, вся история их бессмертия заканчивается.

С тех пор Чамарин трапезничает с полным удовольствием, а души съеденных ею людей попадают в тыквенный сосуд, который хранится в Нижнем мире…

Согласно индуистской мифологии, в эпоху критаюги, длившуюся один миллион семьсот двадцать восемь тысяч лет, люди, равные между собой во всем, были бессмертны и обладали всевозможными достоинствами, а на земле царил «золотой век», выражавшийся во всеобщем довольстве. Дхарма, то бишь добродетель, тогдашнего населения Индостана опиралась на правдивость, доброту, преданность и милосердие. Но, как выясняется, когда все слишком хорошо — это не всегда хорошо и порой даже приводит к катастрофе.

От приятной жизни бессмертные люди так расплодились, что, как сообщает древнеиндийский эпос «Махабхарата», негде яблоку было упасть, и уже упоминавшийся краснокожий демиург Брахма, несмотря на абсолютную праведность древних индийцев, решил их истребить на корню с помощью огня. Вообще-то он имел на это некоторое право, поскольку когда-то создал прародителей людей, как, собственно, и всю вселенную, и вполне мог произнести всегда актуальное: «Я вас породил, я вас и убью!», — но, с другой стороны, ясно, что демиург малость погорячился.

Об этом и сказал ему Шива, чье имя в переводе с санскрита означает «благой» и «милостивый». Заступничество Шивы тем симптоматичнее, что этот трехглазый бог был и остается у индусов олицетворением разрушительного начала вселенной. «Благой» и «милостивый» предложил Брахме создать смерть, чтобы она избирательно прореживала человеческое племя.

Брахма совету последовал, и из его тела вышла женщина по имени Мритью в венке из лотосов и платье темнокрасного цвета. Что важно, она не хотела никого убивать, но Брахма возложил на нее эту обязанность и велел идти к людям. Мритью заплакала, однако ослушаться не посмела и пошла «в народ», а чтобы слезы ее не пропали зря, Брахма сотворил из них людские болезни.

После этого индийцы начали умирать, но смерть для них означает не абсолютный конец, а всего лишь перерыв в физическом существовании. Боги проявили не всегда свойственное высшим существам милосердие и оставили шанс наиболее праведным представителям подопечного народа, пройдя по цепочке реинкарнаций, достичь высшего — и вечного! — блаженства.

Внимательное изучение любой мифологии показывает: смерть можно победить — если не трусить, не подличать, не делать глупостей, не надеяться на помощь высших сил, а просто жить — храбро, честно, умно, с неизбывной верой в себя и свою победу.

Последнее дается особенно сложно, поскольку смерть нельзя одолеть раз и навсегда, ее необходимо побеждать снова и снова, во всех сражениях, которые она одно за другим упрямо навязывает человеку. И никакая, даже самая значительная, победа не даст гарантию, что в следующий раз тоже удастся одержать верх. Тут и зарыта собака: война со смертью не имеет конца и многие просто устают бороться.

Зстонцы жили себе, поживали и умирали в положенный силами небесными срок, а потом вдруг умирать перестали. Им бы радоваться (и многие, конечно, радовались), но тут обнаружилась одна неприятная подробность: среди эстонцев становилось все больше немощных стариков, которые прямо-таки взывали к Богу с просьбой о смерти. Наконец Господь предпринял решительные меры, а именно: созвал зверей и птиц и велел им искать Смерть, которая эстонцам являлась в традиционном для европейцев обличье — в виде женщины постбальзаковского возраста с косой в руках.