Нора Букс - Эшафот в хрустальном дворце: О русских романах В. Набокова

Кольцевая композиция организует большинство тем «Дара». Например, поэтическое творчество Годунова-Чердынцева. Глава I: публикация и разбор его стихов. (Избегаю указания на кольцевую форму сборника «Стихи», это делает сам автор, с. 35). Глава III — возвращение к истоку темы: увлечение поэзией, которое совпадает с первой любовью к женщине, творчество/любовь и разлука. И вновь возвращение к финалу-началу темы:

«Первое чувство освобождения шевельнулось в нем при работе над книжкой „Стихи“, изданной вот уже больше двух лет тому назад. Она осталась в сознании приятным упражнением […] Книгу он издал за свой счет (продал случайно оставшийся от прежнего богатства портсигар, с нацарапанной датой далекой летней ночи, — о как скрипела ее мокрая от росы калитка!)».

Это упоминание о калитке — пародийный парафраз романсной строчки: «Отвори потихоньку калитку…» — включается в образ возлюбленной поэта, о которой он говорит в главе I: «От стихов она требовала только ямщикнегонилошадейности…» (с. 86).

Другой пример. В главе I описывается вселение Годунова в новую квартиру и знакомство его с улицей:

«Обсаженная среднего роста липами […], она шла с едва заметным наклоном, начинаясь почтамтом и кончаясь церковью, как эпистолярный роман».

В главе V, во сне, Годунов возвращается на свою первую квартиру, на знакомую улицу:

«Он нашел свою улицу, но у ее начала столб с нарисованной рукой в перчатке с раструбом указывал, что надо проникать в нее с другого конца, где почтамт, так как с этого свалены флаги для завтрашних торжеств».

И наконец, общая композиция «Дара» образует замкнутое кольцо. Уже говорилось выше, что конец романа стыкуется с началом, фактически аннулируя предшествующее повествование. Восстановление текста осуществляется возвратом к нему, и, перевернув последнюю страницу, читатель вновь оказывается у начала романа. Многократность прочтения обусловлена как кольцевой композицией так и структурным принципом кодирования (см. гл. III наст. издания).

Такое хождение по кругу, к которому вынуждает читателя автор, на самом деле оставляет его по-прежнему у края тайны. Постижение возможно только проникновением в текст. Как ни поразительна банальность намека, «мнимая нелепость», как говорит о своем приеме Набоков, но поиск ключа к тексту связан в романе буквально с темой ключей от дома.

Она протягивается через все повествование «Дара». Так, в главе I, переехав на новую квартиру, Годунов-Чердынцев забывает ключи от нее внутри.

«Он опять было нагнулся к замку, — и вдруг его осенило: это были, конечно, ключи пансионские […] а новые остались, должно быть, в комнате».

В последней, V главе Федор и Зина возвращаются домой, наконец, одни. Вход в дом отождествляется с входом в новую жизнь. Но ключей от входной двери у них нет, ключи по нелепой случайности остались в квартире [266] — Ах, да, — говорит Зина на вокзале уезжающей матери. — Я сегодня дала тебе мои ключи. Не увези их, пожалуйста. — Я, знаешь, их в передней оставила… А Борины в столе… Ничего: Годунов тебя впустит, — добавила Марианна Николаевна примирительно. (с. 403) Но ключей у Годунова нет. Их накануне украли в парке вместе с его одеждой. .

Ключ от дома остается внутри дома, так же как от текста — внутри текста. Обнаружение смыслового ключа обеспечивает «открытие» текста, а буквально значит обнаружение его начала. В этом убеждает и цитата из описаний шахматного композиторства Годунова-Чердынцева, полного намеков на приемы, обманные авторские ходы. Составление шахматной задачи открыто манифестируется как синоним литературного творчества:

«Еще одна проверка, и задача была готова. Ее ключ, первыйход белых, был замаскирован своей мнимой нелепостью, но именно расстоянием между ней и ослепительным разрядом смысла измерялось одно из главных художественных достоинств задачи».

В романе «Дар» началом текста является глава IV [267] Это наблюдение, сделанное мной в статье о романе (см.: Букс Н. Роман-оборотень.), опубликованной в 1990 году, было подтверждено свидетельством биографическим, сделанным в том же 1990-м Б. Бойдом (см.: Boyd В. V. Nabokov: The Russian Years.). Б. Бойд пишет, что четвертая глава романа была написана первой (р. 408), см. также гл. V наст. издания. . Именно в ней истоки всех центральных тем произведения: подмена смысла в понятии «литература» — вытеснение в ней художественного идеологическим; темы: отца и сына, поэта и импровизатора, бесовской сути пошлости и т. д.

Не зная содержания главы IV, читатель не поймет, например, появления в главе I духовных потомков шестидесятника — семьи Чернышевских, трагедии Яши Чернышевского.

Приведу в доказательство цитату из повести о Яше из главы I, которая не прочитывается без знания главы IV:

«… мне иногда кажется, что не так уж ненормальна была Яшина страсть, — что его волнение было в конце концов весьма сходно с волнением не одного русского юноши середины прошлого века, трепетавшего от счастья, когда, вскинув шелковые ресницы, наставник с матовым челом, будущий вождь, будущий мученик, обращался к нему…»

Неясными остаются сквозные темы, вроде темы вокзала, наделенного пародийными символическими признаками нового времени (с. 53), большинства маргинальных образов, например, уже упоминавшейся «пятерки», так в главе I: «четыре землекопа и Некто» (с. 28), «пятерка кремлевских владык» (с. 43). Примеров-доказательств множество.

Все остальные главы романа осуществляют многократный перевод-воспроизведение воплощенных в главе IV тем, образов, приемов. Находясь в центре текста, как ключи в доме, она композиционно закамуфлирована, что обеспечивает даже при многократном круговом прочтении романа его смысловую непроницаемость.

Знаменательно, что этот маскировочный композиционный прием приобрел неожиданные разоблачительные функции. А произошло это, когда в конце 30-х годов издатели журнала «Современные записки» опубликовали «Дар» за выпуском главы IV.

Предлагаемая глава лежит на пересечении двух излюбленных в набоковедении тем: эротики и выявления литературных аллюзий [268] Большинство научных трудов на эти темы сделано на материале романов Набокова, написанных по-английски. В числе первых следует назвать: Proffer С. Keys to «Lolita», Bloomington, 1968; His: «Ada» as Wonderland: a Glossary of Allusions to Russian Literature. — In.: A Book of Things about Vladimir Nabokov. Ann Arbor, 1974; Appel A., ed. The Annotated Lolita. N.Y., 1970; Grabes H. The Paradistic Treasure of the Boundary between Fiction and Reality in Nabokov’s English Novels. — CASS, 1985, № 19; Butler St. «Lolita» and Modern Experience of Beauty. — SNNTS. 1986, № 18. Как отмечает Г. Шапиро, по отношению к русским романам Набокова «в этом направлении сделано крайне мало» («Русские литературные аллюзии в романе Набокова „Приглашение на казнь“» — Russian Literature. 1981. № IX. С. 367). К небольшому числу работ, названных Шапиро, добавлю несколько, представляющих несомненный научный интерес: Davydov S. The Gift: Nabokov’s Aesthetic Exorcism of Chemyshevskii. — CASS, 1985, № 19; Lane J. A Funny Thing about Nabokov’s Signs and Symbols — RLJ. 1986, № 40; Alexandrov V. E. The Otherworld in Nabokov’s «The Gift». — Studies in Russian Literature in Honor of Vsevolod Setchkarev. Columbus, 1986; Johnson D. B. World in Regression: Some Novels of Vladimir Nabokov, Ann Arbor, 1985. . Однако, несмотря на относительную их исследованность, новым кажется рассмотрение в романах В. Набокова литературной аллюзии как приема поэтики эротизма. Постановку задачи подкрепляет очевидное сходство художественного механизма аллюзии и эротики. Являясь метафорически построенным намеком/отсылом, они маркируют отправное условие творческого действия, реализующегося в обнаружении и введении в пространство произведения текста-адресата. Традиционное сопоставление в системе культуры эротики и порнографии обнаруживает, что порнография исполняет роль такого текста-адресата, аллюзией на который является эротика. Художественный намек лежит в основе поэтики эротизма. Более того, аллюзивная природа эротики обеспечивает в произведении дополнительный ряд отсылок, творчески моторизует исходный прием литературной аллюзии. Одним из наиболее ярких и выразительных образцов этой техники в творчестве В. Набокова является роман «Дар», в котором литературная аллюзия обладает структурно-организующей функцией.