Генрих Цывинский - Пятьдесят лет в Российском императорском флоте

У самого городка по крутому склону был устроен фюникюлер к монастырю St. Bernardino, лежащему на самой верхушке горы. Оттуда открывался вид на все три соседних озера Lugano, Como и Luggomaggiore. На пароходе мы отправлялись иногда на соседнее озеро Сото; там на острове Beadgio в тени цветущей зелени было несколько кафе, где мы иногда обедали, и вечером, после заката солнца, возвращались к себе в отель. По вечерам в Lugano публика проводила время на верандах кафе, примыкавших к берегу, и под звуки небольших оркестров лакомилась мороженым и прохладительными напитками. Когда началась жара, мы решили переехать по ту сторону Альп, в немецкую Швейцарию, где значительно холоднее. Мы выбрали Weggis на берегу Фирвальдштетского озера («озеро 4-х кантонов»), возле Люцерна.

Проехав Сен-Готардский тоннель, а затем пароходом по озеру, мы вышли на пристани в Weggis’e и, поднявшись на гору, взяли три номера в отеле «Albano», находившемся в красивом саду, заросшем кленами, лиственницей и туей; из миртовых кустов были беседки; небольшие фонтаны орошали клумбы цветов. Отель был на широкую ногу, с полным комфортом, прекрасным столом. Преобладали семейства из Германии и Австрии, было несколько еврейских семейств из Одессы и Польши, доктор-поляк с женой и сыном из Варшавы, два англичанина и один пожилой граф из Бразилии с молоденькой красавицей-женой и грудным ребенком. Два раза в неделю играл оркестр; из столового зала убирались столы, и молодежь после обеда танцевала до полночи. Было очень весело, и о близкой войне никто не подозревал. Но вот в газетах получились известия, что судебное следствие австрийских властей об убийстве в г. Сараеве австрийского наследника с супругой приняло серьезный оборот. Убийцей был серб Гаврила Принцип. Судебные власти обвинили Сербию в поддержке этого заговора. Австрия, по совету Германии, двинула часть войск на сербскую границу через Дунай и угрожала занять Белград и некоторые пункты на сербской территории. Россия предупредительной нотой удержала Австрию от такого опасного шага, но, видя безуспешность своей ноты, объявила мобилизацию корпусов, расположенных на австрийской границе, и послала Австрии ультиматум — отвести войска от границ Сербии.

Тут уже запахло войной, и у нас в отеле публика начала тревожиться, а австрийские и вслед за ними и немецкие семейства (оказалось впоследствии, что мужчины были австрийские и немецкие офицеры) покинули внезапно отель и уехали домой. Одесские и польские евреи базировались на меня, зная, что я адмирал и что, если я сижу спокойно, то нет опасности близкой войны, и они могут не торопиться возвращаться в свою «Одешу». Я тоже с тревогой следил за газетами. В них сообщалось, что император Вильгельм прекратил внезапно свои экскурсии на яхте «Hohenzollern» по норвежским фьордам и вернулся в Берлин. Обменялись взаимно Вильгельм с Царем Николаем телеграммами. Оба уверяли друг друга в нерушимой дружбе и решительном желании избегнуть войны. Но в воздухе, тем не менее, пахло дымом. Толпы иностранцев осаждали вокзалы и спешили домой; в Люцерне все банки прекратили обмен иностранной валюты и закрылись.

Швейцария объявила нейтралитет и мобилизацию, закрыла свои границы для иностранцев, оставив для выезда одну лишь пограничную станцию Шаффхаузен. Все это я узнал только в Люцерне, куда я поехал взять спальные билеты в экспрессе на выезд через Берлин. По всем остальным направлениям выезд, как сказано выше, оказался закрытым. Места во всех поездах были уже заняты вперед на три дня, и я получил билеты только на 18 июля накануне объявления войны (31 июля нов. ст.). Мои дамы начали поспешно укладывать вещи, накупленные в большом количестве за лето и в Берлине, и в городах Швейцарии; все это с трудом упаковалось в трех больших кофрах.

18 июля была чудная погода, и на пристани в Weggis’e нас провожало все оставшееся там общество иностранцев. Мои дамы с букетами в руках трогательно с ними простились. Вечером в 7 часов поезд-экспресс, набитый сплошь иностранными беженцами, увез нас к границе Германии.

Постараюсь в коротких словах изложить характер переговоров Германии с Россией непосредственно перед началом военных действий накануне объявления войны 31 июля (нов. ст.) 1914 г.

Вернувшись в Берлин, Вильгельм отправил Царю дружественную телеграмму, а сам объявил секретную мобилизацию. Царь ответил ему такой же телеграммой, но (узнав о мобилизации в Г ермании) по настоянию русского Генерального Штаба была объявлена мобилизация корпусов на прусской границе. Германия 17 июля послала ультиматум России — отменить мобилизацию. Царь колебался и ночью на 18 июля вызвал к телефону Начальника Генерального Штаба и приказал приостановить мобилизацию, но получив ответ, что теперь уже поздно и что весь западный фронт уже получил телеграммы, и остановить ход невозможно, отдал приказ печатать манифест о войне с Германией. К тому же 18 июля (ст. ст.), вечером, германский посол князь Пурталес вручил Сазонову ноту (телеграмма от князя Бюлова) о разрыве сношений и начале войны. Главнокомандующим всех сухопутных сил назначен был Великий Князь Николай Николаевич; Начальником Штаба генерал Янушкевич; начальником Балтийского флота адмирал Н.О. Эссен, Черноморского адмирал Эбергард.

На вокзале в Шаффхаузене творилось вавилонское столпотворение: сотни тысяч пассажиров, выброшенных из швейцарских поездов, бежавших домой, с бою брали места, наполняя немецкие товарные поезда, отходившие каждые 10 минут на север по различным линиям германских дорог. Тут были запоздавшие немцы, бельгийцы, шведы, датчане, финляндцы, поляки, остзейцы, русские и больше всего русских евреев. На перроне вокзала почти до самой крыши нагромоздилась гора пассажирского багажа. Старый носильщик-немец услужливо повел нас по темным путям, спотыкаясь на многочисленных рельсах, и впихнул нас с ручным багажом в товарный вагон, уже наполненный беженцами.

Всю ночь поезд шел с долгими остановками, пропуская мчавшиеся нам навстречу воинские поезда, набитые солдатами, шумно распевавшими Wachy am Rein и другие патриотические песни. Это двигалась юго-западная армия к французской границе. Утром мы прибыли в Штутгарт, и там на перроне толпилась масса народа, кричала «hoch!» и пела. На стене висели свежие плакаты о войне с Россией. Музыка играла марши и немецкие гимны, и в каске стоял уже огромного роста офицер вместо начальника станции. Мы оказались в ловушке в неприятельской стране (я с паспортом вице-адмирала русского флота) и едем в ее столицу. Поезд выбросил нас на перрон, мы, усталые, голодные, с ручным багажом в руках, чувствовали себя в угнетенном состоянии среди враждебной шумной толпы. В буфет на вокзал никого не пускали, там была давка, оттуда солдаты выталкивали публику вон.