Юрий Алексеев - Пути в незнаемое. Сборник двадцатый

Кембридж, 17 июня 1925

Дорогая Мама!

Все собираюсь тебе написать длинное письмо, есть много, о чем писать, но, увы, это только откладывает мое писание. Ты знаешь ведь, моя родная, что, когда я в рабочем состоянии, для меня весьма трудно что-либо делать помимо того, чем я занят. Машину я испробовал в Манчестере, как я тебе писал, вполне удачно. Это взяло 9—10 дней. Работа была очень утомительная. Днем мы испытывали. Ночью мастера работали и делали изменения и поправки. Условия для работы были тяжелые, страшный шум завода, к которому я не привык, сильно утомлял. Кругом тебя в испытательном отделении испытывали массу машин одновременно. Короткие замыкания, взрывы вполне часты. Это все не особенно опасно, но неожиданность звука неприятна. Шум такой, что самого себя не слышно. Распоряжения приходилось отдавать, крича в ухо. Страшная нервная напряженность повышалась тем, что я был ответствен за результаты испытания, и если бы машину разнесло, то завод не отвечал. Поэтому я очень осторожно делал испытания. Постепенно повышал нагрузку и после каждого испытания — аккуратные промеры частей. Со стороны завода я встретил большую помощь и поддержку. После конца работы ежедневно я обычно ехал к Уокеру или Коузоу и обсуждал результаты. Так в день работал до 14 часов. После всего этого испытания я два дня ходил, как будто меня кто-то обухом по голове огрел. Слава богу, все сошло более чем благополучно, но я так устал, что даже не могу радоваться. Крокодил был очень доволен. Так, более трудное и ответственное прошло хорошо, но впереди много еще работы. […]

Теперь довольно о себе. Меня очень смущаешь ты. Ты чересчур много работаешь, и весь отдых пойдет насмарку, если ты будешь так продолжать. Если ты не перестанешь это делать, я перестану совершенно писать. […]

Кембридж, 26 июня 1925

Эти последние дни были очень занятые, так как моя машина пришла сюда, в Кембридж, и ее разгружали и ставили на фундамент. Она весит около 700 пудов, и ты можешь себе представить, что это была большая работа. Начали разгружать ее в прошлую субботу в 4 часа вечера и кончили только в 2 часа ночи. Были выписаны специальные рабочие из Лондона, и они работали с большим искусством. Всего эту работу делало 6 человек. Они привезли с собой из Лондона стальные катки, домкрат, брусья и пр. Было так интересно смотреть на их работу, что Крокодил присутствовал от начала работы до 11 часов вечера. Теперь машина стоит, болты зацементированы, и после того как я вернусь, она будет пробоваться. Даст бог, все и далее пойдет благополучно.

Сегодня я долго сидел у Крокодила, болтали на житейские и научные темы. Он очень мил ко мне, так как доволен результатами испытания. […]

Ливерпуль, 10 августа 1925

Пишу тебе из Ливерпуля, куда я приехал, чтобы женить Чедвика [45] Джеймс Чедвик (1891—1974), английский физик, лауреат Нобелевской премии (1935). В 1924 г. был назначен заместителем директора Кавендишской лаборатории. В этом же году П. Л. Капица стал помощником Резерфорда по магнитным исследованиям. . Свадьба завтра, и я тебе пришлю свой портрет в цилиндре и визитке. Пока тут очень занятое время. Все приходится наряжаться — то в смокинг, то в визитку, — присутствовать на ленчах и обедах. В среду еду обратно в Кембридж.

Мне не подвезло с этой свадьбой. Первое — расход денег, второе — расход времени. Оба весьма некстати. Я, как шафер, а тут только один [шафер], несу целый ряд ответственных обязанностей и представляю жениха после его отъезда. Дело в том, что на английской свадьбе жених и невеста уезжают сразу после церемонии и я остаюсь забавлять гостей. Приглашенных тьма — 140 человек. Прием в саду и в палатках. Не знаю, как это все будет. Даст бог, позабавлюсь.

Сейчас пришлось остановиться в самой шикарной гостинице, это мне не особенно приятно для кармана. Но, слава богу, цилиндр покупать не пришлось, занял. Оказалось, у Фаулера [46] Ральф Говард Фаулер (1889—1944), английский физик-теоретик. Был женат на дочери Э. Резерфорда. голова моих размеров.

В последние дни на меня свалилось еще одно удовольствие. Приехал Сиротин, он, кажется, заходил к тебе. Это тот профессор из Минска, который приехал работать в Кавендишскую лабораторию. Он вообще ничего, славный парень, но ни бельмеса по-английски. Это чрезвычайно неприятно — приходится разговаривать за него.

К тому же тут еще пиши тезисы (на феллоу [47] Член колледжа ( англ. ). ) и веди научную работу. Господи боже мой!..

Кембридж, 26 октября 1925

Давно не писал тебе. Я послал тебе письмо, что 12 октября я был выбран Fellow Trinity College, и ты, наверное, его получила уже. Я теперь тебе опишу процедуру посвящения.

На следующий день, 13-го, я должен был явиться к мастеру колледжа, сиречь Дж. Дж. Томсону. Для этого случая я должен был надеть свою мантию и еще прицепить к ней красный капюшон, белый галстук и две белые ленточки… Точь-в-точь такие, какие носят ксендзы. На грех я свою мантию потерял накануне, и все утро мне пришлось бегать и собирать эти атрибуты. Когда я и еще трое выбранных явились к мастеру колледжа, он нас поздравил, передал нам уставы колледжа… Потом все пошли в церковь. Мастер впереди, а мы попарно сзади. Когда вошли в капеллу, нас оставили в притворе, а там, в церкви, ждала вся избирательная комиссия. Они что-то там читали и говорили, потом вызвали нас. По очереди каждый читал клятву в верности колледжу, что будешь соблюдать его правила и способствовать его процветанию. После этого надо было расписаться в старинной книге, в кою заносятся подписи всех выбранных. Я уже не знаю, сколько ей лет. Книга солидная, пергаментная. Подумать только, что там же находится подпись самого Ньютона! Здорово! После того как расписался, подходили к мастеру. Он стоит в специальной клетке с пюпитром перед ним. Становишься на колени, складываешь руки таким образом — как пловец, когда собирается нырнуть, протягиваешь их мастеру, а он берет их в свои и читает какую-то молитву по-латински. В которой я, конечно, ни черта не понял. Раз, два, три… дух святой на меня сошел, и я стал Fellow. Не только первый русский, это наверняка, но, кажется, третий иностранец.

Вечером был торжественный обед в колледже в честь вновь избранных феллоу. Пришлось, конечно, надевать всю амуницию — смокинг, за неимением фрака (фрак сразу же пришлось заказать — 13 ф. ст., безобразие!).

Приветственная речь мастера, т. е. проф. Дж. Дж. Томсона, когда он коснулся моего избрания, была следующая: «Теперь я должен приветствовать доктора Питера Капицу как вновь избранного феллоу (громкие аплодисменты). Здесь мы устанавливаем новый рекорд в летописи нашего колледжа — это первый русский, которого мы избираем». Потом он говорил, что в Оксфорде был избран раз русский в феллоу колледжа — это проф. Виноградов [48] Павел Гаврилович Виноградов (1854—1925), русский историк. Основные труды по аграрной истории средневековой Англии. В 1902—1908 гг. и с 1911 г. жил в Англии. . Теперь оба университета сравнялись. […]» Потом он сказал, что, наверное, все присоединятся к пожеланию успеха в тех трудных и фундаментальных опытах, которые я теперь веду (жалкие аплодисменты). После речи все встали, мы, четыре вновь избранных феллоу, остались сидеть, и все пили наше здоровье.