Чарльз Флауэрс - 10 ЗАПОВЕДЕЙ НЕСТАБИЛЬНОСТИ. ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ИДЕИ XX ВЕКА

Фрейдизм становился клише. Становилось модным писать глупые и странные биографические анкеты, получившие название «психобиографии» и т. д. Раньше мировая культура отвергала фрейдизм, теперь она доводила свое поклонение перед идеями Фрейда до абсурда. С другой стороны, среди ученых и философов до сих пор остаются противники теории, не принимающие идею о глубоком конфликте внутри личности (в качестве примера могу отметить, что некоторые из моих родственников вовсе не считают нашего деда жертвой «военного невроза», а полагают, что он был просто отравлен при газовой атаке).

В развитии научных идей работает великий принцип, предложенный в физике Ньютоном еще в XVIII веке, согласно которому действие всегда рождает противодействие. В психологии таким противодействием фрейдизму выступило целое научное направление, объединяемое термином бихевиоризм ( behaviour, поведение), которое оформилось после выхода в свет книги с одноименным названием в 1925 году. Автором был психолог Дж. Б. Уотсон, который решительно «выбросил» из научного рассмотрения такие понятия как сознательное, бессознательное и субъективное. Уотсон начал знакомить научную общественность со своими идеями задолго до публикации книги, убеждая коллег, что в психологии (подобно естественным наукам) необходимо заниматься анализом только объективно наблюдаемых факторов (прежде всего, поведения). Факторы, которые невозможно экспериментально наблюдать, изучать и измерять с достаточной точностью, следует игнорировать или отбрасывать. Надо отметить, что в свое время такая категоричность и полный отказ от субъективной оценки вызывали в академических кругах немало шуток и острот, примером которых может служить анекдот из остроумного романа когнитивиста Дэвида Лоджа, в котором психолог-бихевиорист после секса спрашивает подругу (тоже психолога): «Я видел, тебе было очень хорошо! А мне?».

Уотсон и его сторонники были убеждены, что поддающиеся измерению параметры поведения в значительной мере обусловлены внешними факторами. Изучая людей и животных в лабораторных условиях, ученые надеялись выявить общие законы поведения, признавая при этом, что такая задача в целом является исключительно сложной и требует длительных исследований.

Примерно в эти же годы возник новый подход к изучению структуры личности. Русский физиолог Иван Павлов (обессмертивший свое имя общеизвестным термином «павловский рефлекс») еще в конце XIX века начал систематические исследования взаимодействия мозга с различными органами тела. В одном из его известных экспериментов собака глотает пищу, которая затем удаляется из пищевода через фистулу, не доходя до желудка. Павлов обнаружил, что при этом в пустом желудке собаки выделяется желудочный сок, необходимый для переваривания пищи, и правильно понял, что мозг собаки посылает «команду на запуск» в желудок после того, как поступает некий входной сигнал от нервных окончаний во рту.

В 1903 году он начал свои ставшие знаменитыми эксперименты с рефлексами, которые вызывали и продолжают вызывать восхищение специалистов и общественности. Кроме этого, к его работам до сих пор с огромным интересом относятся и все склонные к «промыванию мозгов» политики, например коммунисты, пришедшие к власти в России в то время. Описанное слюноотделение у собаки при виде пищи не содержит в себе ничего таинственного (в конце концов, у людей происходит то же самое при виде аппетитного бифштекса), вследствие чего бихевиористы и называют этот очень простой рефлекс безусловным. Однако затем Павлов ввел в эксперимент звонок, который включался незадолго перед кормежкой. Через короткое время собака привыкла к этому, после чего слюноотделение начиналось у нее сразу после звонка. Иными словами, собака стала ассоциировать звонок с едой и начинала переваривать воображаемую пищу, даже не видя ее. Этот рефлекс был назван условным и таил в себе очень многое. (И. П. Павлов прекрасно понимал роль условных рефлексов в общественно-политической жизни и, более того, пытался соотнести их с реальными историческими событиями в России. Например, в 1932 году он писал о своем «…печальном взгляде на русского человека,…для которого существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действиями, а со словами». – Прим. перев . )

Людям всегда нравилось думать, что их возможности и запросы являются неизмеримо более сложными и высокими, чем потребности лабораторных животных в пище, однако многие бихевиористы считают, что мы просто не чувствуем, насколько «глубоко» мы привязаны к окружению и обстоятельствам и насколько наше поведение определяется внешними условиями. Уотсон так сильно увлекся этими идеями, что стал чувствовать себя почти мессией в деле воспитания и формирования человека. Он даже самоуверенно утверждал, что может взять группу детей (почему-то, говоря о такой группе, он упоминал двенадцать учеников, в чем вполне можно угадать оговорку по Фрейду) и «подготовить из них требуемый набор специалистов (врачей, адвокатов, художников, менеджеров и, если угодно, даже воров или нищих), независимо от их собственных талантов, склонностей, способностей и расового происхождения». Другими словами, из одного человека можно вырастить антиглобалиста, из другого – буддистского послушника, пользуясь теми же методами, которыми в одной из Гарвардских лабораторий обучают голубей играть на пианино. Принципиальной разницы в обучении не существует. Голуби учатся играть, получая в награду зерна, а люди – нечто более сложное, например обещания и надежды.

С одной стороны, представляется очевидным, что любая такая научная программа с ходу «отбрасывает» любое представление о свободе воли или выбора, т. е. бихевиоризм является строго детерминистским учением. С другой стороны, нельзя не заметить, что он столь же безусловно противоречит и любым расистским и евгеническим теориям, основанным на догмах о наследственном характере развития личности. Например, в соответствии с бихевиористскими концепциями, не стоит беспокоиться о роли более «низких» рас в будущем развитии Соединенных Штатов, так как окружение и условия позволят «воспитывать» и создавать именно тот тип личностей, который и формирует нацию. Легко убедиться, что, несколько изменив слова и смысл последних предложений в нужном направлении, им можно придать и совсем иное значение. Бихевиоризм всегда был удобным и интересным идейным инструментом для самых различных, зачастую имеющих благие намерения, политических сил, настроенных на улучшение социальной структуры общества. Именно этот факт заставляет задуматься о некоторых этических проблемах, связанных с общей идеологией и развитием бихевиоризма. Если мы лишены индивидуального сознания и представляем собой лишь набор паттернов поведения, которые могут создаваться или изменяться под внешним воздействием, то мы должны рассматривать себя лишь как податливый «материал», не содержащий ничего, что можно было бы назвать определенной личностью. Стоит признаться, что иногда именно такое призрачное ощущение возникает, когда читаешь об экспериментах, в которых лабораторные животные и люди-добровольцы участвуют в сравнительных опытах, выполняя массу довольно похожих заданий (бегают по лабиринтам, нажимают кнопки по сигналу и т. п.) в соответствии с условиями и командами.