Владиимир Арсеньев - Звери = боги = люди

Вероятно, для магии вполне естественны представления о пластичности, текучести форм материи. Вопрос только заключается в том, как ввести или войти в такое состояние «нулевой материи» и как придать ей желаемую форму. Но этот вопрос уже полностью относится к технике и технологии магии.

Если попытаться поискать пространственные аналогии описываемой модели мироздания, то наилучшим образом подходит известная в математике «бутылка Клейна». Это одноповерхностная конструкция, которая может быть практически изготовлена как трехмерный предмет — сосуд со сходящим на конус горлышком, протыкающим боковую стенку и переходящим в конусовидное же дно. Но скользните взглядом по ее поверхности, и вы незаметно будете беспрерывно двигаться о внутренней поверхности на внешнюю, с фазы восхождения на фазу падения, противоположности будут переходить одна в другую, а частица, вовлеченная в такую систему, окажется в плену у нее бесконечно, сохраняя движение и статику одновременно. Что это — только ли парадокс или реальная модель диалектики, модель мира, модель Вселенной?

Архаическому сознанию, отражающему целостность мира, свойственно стремление к уподоблению и отождествлению явлений. Возможно, из этого рождается, а в более поздние эпохи формулируется представление об аналогиях и подобии космоса и микрокосма, их изоморфности. В перспективе подобные взгляды ведут, в частности, к развитию астрономии, астрологии, атомистики. В связи с последней Демокрит писал в IV веке до н.э.: «Начало вселенной — атомы и пустота, все же остальное существует лишь в мнении. Миров бесчисленное множество, и они имеют начало и конец во времени. И ничто не возникает из небытия, не разрешается в небытие. И атомы бесчисленны по величине и по множеству, носятся же они во вселенной, кружась в вихре, и таким образом рождается все сложное: огонь, вода, воздух, земля».

Этот отрывок, несомненно, напоминает приведенный выше фрагмент космогонического мифа бамбара, по Ж. Дитерлен. Но даже если он соответствует реальному эзотерическому знанию, этот взгляд — уже следующая историческая ступень по отношению к архаическому сознанию, к информации, специфичной для охотничьих союзов, вообще для охотничьей стадии общества. Именно как иллюстрация направления эволюции архаического мировидения он и приведен здесь. Именно на этом этапе, видимо, и происходит раздвоение культурной традиции на мифологическую и натурфилософскую (а затем и научную).

Но если вернуться к «мировым загадкам», то можно удостовериться, что в недрах архаического сознания возникают предпосылки поисков ответов на эти загадки. Реальные представления о «ньяма» — конкретный путь к этим ответам, хотя и в них имеется не только рационалистическая, но и мифологическая сторона. Ведь «ньяма» — это одна из форм энергии, то есть в свете современных представлений одного из состояний материи. Собственно, об этом говорят в какой-то мере и взгляды самих охотников бамбара, поскольку «ньяма» ими воспринимается очень вещно, предметно, материально.

Эти взгляды охотников бамбара известны и по научной литературе, доводилось с ними встречаться и мне в Республике Мали. Можно сказать, что «ньяма» выступает как субстантивированная, повсеместно распространенная магическая сила, носителями которой могут выступать люди, животные, растения, географические объекты — горы, реки и т. п. В живом организме «ньяма» выступает лишь в потенции как составная часть основных компонентов

его существования, определяющая индивидуальные черты особи. Однако при умерщвлении, повреждении или естественной смерти организма она высвобождается и начинает независимое от прежней оболочки существование. Соприкасаясь при этом с живыми людьми, предметами, она может воздействовать или сливаться с «ньяма» живых ее носителей. Она может при этом выступать как мстительная, вредоносная сила. «Сого ньяма бора донсо ла» — «Ньяма животного (убитого) перешла на охотника», — говорят в таком случае охотники бамбара, подразумевая, что «ньяма» жертвы преследует охотника: это могут быть его смерть, болезнь или несчастья с близкими.

В какой-то мере представления бамбара о «ньяма» сопоставимы со ставшими классическими в этнографии и религиоведении взглядами меланезийцев на «мана», которая являет собой безличную сверхъестественную силу, отличаемую меланезийцами от силы естественной. «Мана» имеет своим источником духов (но не всех, а только некоторые их категории) или людей. Эта сила разносторонняя по своему направлению и по своему значению, она может действовать и во вред и на пользу». Так пишет о «мана» С. А. Токарев [38] Токарев С. А. Религии в истории народов мира. С. 76. .

Действие «ньяма» в представлении бамбара также двойственно в конечном счете. Ведь до поры до времени накопление «ньяма» охотником может выступать как предпосылка успехов на охоте, в общественных структурах. Но расплата, и расплата роковая, за такие временные успехи неизбежна. Так или иначе, представления о «ньяма» можно соотнести с нашими фольклорными представлениями о «нечистой силе». В русских сказках, да и не только в русских — практически у всех народов встречаются сюжеты о преуспевании того или иного человека, заключившего договор с какой-то тайной, чуждой, злой, нечистой, враждебной обществу и его морали силой.

Прежде всего здесь надо отметить, что в воздействиях на «ньяма» есть немало естественного, реального. Ну, во-первых, представление о «ньяма» — составная часть общих интуитивных, может быть, трансцендентных воззрений, выражающих материальное единство мира и, в частности, конкретный более или менее осознанный вариант действия законов сохранения материи и энергии, образно истолкованный. Во-вторых, эти взгляды — сама реальность, оказывающая вполне конкретное практическое воздействие на образ жизни бамбара и соответственно ведущая к вполне материальному результату в хозяйственной деятельности. В этом смысле, как бы ни складывались представления о «ньяма» у бамбара, они выступают, прежде всего, как механизмы поддержания экологического равновесия, баланса между природой и обществом, рационального природопользования. Конкретно они препятствовали отстрелу животных, не сбалансированному их естественным воспроизводством, чрезмерной эксплуатации природных ресурсов и самого человека, ограничивали возможное-ти применения насилия, произвола во всех сферах жизни. Более широко эти взгляды способствовали реализации одного из ведущих принципов архаической культуры и архаического сознания — принципа равновесия. Последний, в свою очередь, непреложен, как уже говорилось, для целостного и замкнутого воспроизводства мира и общества.