Лев Кривицкий - Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции

Он считает, что «на нынешнем этапе развития биологии возможны разные точки зрения на одни и те же результаты частных биологических дисциплин, разное их понимание» (Там же, с. 4). Он отмечает также, что альтернативные по отношению к СТЭ концепции в России имеют немного сторонников, тогда как во Франции СТЭ до сих пор не является теорией, признанной большинством биологов (Там же, с. 3).

А.Антонов не раскрывает причин такой ситуации. Дело в том, что Россия, ученые которой внесли огромный вклад в создание СТЭ, буквально выстрадала эту теорию в период гонений на генетику со стороны лысенковщины. Представители старшего поколения российских ученых, создавших основные научные школы в биологии и генетике, развили огромную мобилизационную активность в защите передовых взглядов своего времени, и привыкли рассматривать альтернативные взгляды как рецидивы лысенковщины.

Особенно это касается любых попыток критики СТЭ с позиций, которые представляются её сторонникам близкими к ламаркизму. Заслужить обвинение в ламаркизме в России – значит стать парией научного сообщества. Лишь в самое последнее время положение начало медленно и постепенно изменяться. Альтернативные концепции эволюции уже не атакуются с прежней нетерпимостью, под влиянием дискуссий западных эволюционистов аналогичные дискуссии возникают и в России.

Люди, закалённые в боях с лысенковщиной и воспринимавшие критику СТЭ как личное оскорбление, стареют и уходят из жизни, им на смену приходят представители поколений, стремящихся сказать своё слово в жизни и науке. Почти аналогичные процессы происходят и в других странах.

Но в российской науке те же процессы эрозии эталонов научного мышления воспринимаются гораздо острее, поскольку она постоянно сталкивается с дилеммой: заимствовать ли с Запада веяния моды или противопоставить им гордую отстраненность и специфический консерватизм, подпитываемый отсталостью общественных отношений. При этом российская наука, в отличие от общества, чаще ориентируется на самые передовые образцы и устремлена в далёкое будущее, что, с одной стороны, приводит к обильному появлению утопических проектов, а с другой – к возникновению мощных альтернативных попыток, отражающих резкий протест против устоявшихся эталонов.

Именно поэтому, оказываясь в западной научной среде со свойственными ей прагматизмом и нацеленностью на конечные результаты, российские ученые способны развивать бурную энергию, во многом превосходя своих американских и западноевропейских коллег в широте замыслов и нестандартности подходов.

Их вечное недовольство сложившейся ситуацией и стремление к радикальным изменениям получает прагматическую поддержку и финансово-техническую опору, в то время как на родине их деятельность зачастую строится на голом энтузиазме, слегка поощряемом получением научных званий, степеней и должностей.

Но и в самой России наука способна давать впечатляющие результаты, действуя очень часто в трагическом отрыве от общества и опережая его в своем порыве к истине на много десятилетий. Обновленческая струя российского научного мышления очень сильна вследствие извечного недовольства состоянием общества, что способствует быстрому усвоению и адаптации на отечественной почве как эволюционных, так и революционно-радикалистских идей.

В силу специфики сложившейся социально-исторической ситуации Россия больше других стран подготовлена к генерации и распространению идей универсального эволюционизма в интеллигентной среде, но усвоение и воплощение этих идей в общественной жизни будет, надо полагать, весьма поверхностным и противоречивым в силу сырьевой ориентации экономики и феодально-бюрократического устройства институтов власти.

В этом отношении весьма характерна реакция на накопившиеся проблемы биологического эволюционизма российского учёного Андрея Антонова. «Сам факт длительного сосуществования многих научных теорий эволюции, – полагает он, – говорит, по-моему, всего лишь о том, что мы ещё далеки от создания общей теории эволюции, отражающей однозначно все достижения биологии и смежных дисциплин. Существующие теоретические обобщения (и СТЭ в их числе) могут оказаться лишь фрагментами такой общей теории эволюции, несмотря на кажущуюся их противоречивость» (Там же, с.4).

Для обоснования уже обозначившейся тенденции к созданию общей теории эволюции, то есть к осуществлению нового эволюционного синтеза в направлении реализации в биологии комплекса идей универсального эволюционизма, Антонов прибегает к исторической аналогии.

«История, – пишет он, – даёт нам много примеров, когда внешне несовместимые представления укладывались по мере развития науки в одни рамки: вспомним дискуссии генетиков и дарвинистов в начале XX века. Генетики отрицали дарвинизм, дарвинисты не принимали генетиков с их взглядами на эволюцию. Но в конечном счёте именно из этих дискуссий родилась СТЭ!» (Там же, с. 4).

Антонов упрекает сторонников СТЭ именно в том, что они отстают от последних достижений современной генетики и молекулярной биологии. «В последние годы, – напоминает он, – широкую поддержку получила гипотеза, согласно которой эволюция основана на мутационных изменениях не столько структурных, сколько регуляторных частей генов» (Там же, с.13).

Перенос центра тяжести в эволюционных представлениях со структурных на регуляторные гены, безусловно, имел чрезвычайно важное значение с точки зрения создания предпосылок для развития теории эволюции, её возврата на новом уровне к пониманию эволюционного значения регуляторных процессов, протекающих внутри организмов. Но мутационистско-геноцентрическая ориентация мышления теоретиков (в том числе и самого Антонова) не позволила даже предположить возможность наследственных изменений немутационного, регуляторного характера, возникающих под действием биологической работы организмов.

Недостаточную связь между достижениями молекулярной биологии и развитием эволюционного синтеза А.Антонов видит и в игнорировании сторонниками СТЭ процессов образования новых генов. В начале 70-х годов американским генетиком, японцем по происхождению С.Оно в книге «Генетические механизмы прогрессивной эволюции» был предложен механизм образования новых генов путём дупликации (удвоения) или мультипликации (умножения) уже существующих.

Реакция сторонников СТЭ на эту попытку построения модели возникновения генетических новаций была крайне негативной. «Не оценив главного, – считает А.Антонов, – они принялись считать огрехи, попутно пытаясь и выдать за абсолютную истину многие до сих пор не доказанные положения СТЭ… Основываясь на последних результатах изучения нуклеотидных последовательностей генов, мы можем утверждать, что Оно прав» (Там же, с. 18).