Лев Кривицкий - Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции

И. Шмальгаузену принадлежит идея преемственной связи между индивидуальным и историческим развитием целостных организмов. Преемственность (как и изменчивость) – неотъемлемое свойство эволюции. Без преемственности нет развития. Преемственность в эволюции, по Шмальгаузену, проявляется прежде всего в скоординированности эволюционных изменений. Координации в эволюционном развитии органов представляют собой скоординированные изменения корреляций, которые были свойственны эволюционным предшественникам, предкам по-иному развивающихся организмов. Как корреляции, так и координации отражают особенности биологической работы организмов.

Преемственность в эволюции находит свое выражение в биогенетическом законе Геккеля. Онтогенез с изменениями повторяет филогенез, индивидуальное развитие зародышей организмов базируется на повторении наиболее существенных моментов их исторического развития. Шмальгаузен убедительно опровергает современных ему критиков биогенетического закона, а подобных критиков немало и в наше время. Изменения в развитии не означают отсутствия повторений, изменчивость не исключает преемственности. Шмальгаузен идет дальше в понимании преемственности: филогенез также с изменениями повторяет онтогенез, историческое развитие базируется на индивидуальном.

С геноцентрической точки зрения, принятой у неодарвинистов, преемственность в развитии объясняется исключительно консерватизмом генетических структур. Шмальгаузен, опираясь на факты эволюционной морфологии, идет дальше. Сохранение давно преодоленных особенностей развития в раннем онтогенезе связано с тем, что без них не могут развиться новые органы и системы, обретенные организмами в их историческом развитии. А это означает, что преемственность в эволюции отражает преемственность в биологической работе организмов, а исторически закономерные изменения базируются на изменениях в биологической работе организмов.

Без изменений в биологической работе нет и не может быть никаких эволюционно значимых морфологических изменений. Значит, существует механизм, посредством которого изменения биологической работы, отражаясь на работе генетических структур, в длинной череде поколений при взаимодействии с отбором накапливают свое влияние на регуляторные процессы в этих структурах и в конечном счете изменяют их организацию. Наличие этого механизма интуитивно предполагали ламаркисты, но они не смогли его достоверно объяснить, так как не имели представлений об универсальном действии биологической работы и ее взаимодействии с отбором.

Результаты биологической работы не изменяют непосредственно организации генетических структур, что делает невозможным наследование приобретенных признаков в духе ламаркизма. Но они накапливаются в длительной смене поколений и подготавливают скачкообразные преобразования геномов, усиливаясь и очищаясь отбором от неспособных к эффективной работе генотипов. Не существует и механизма адекватной соматической индукции, предлагаемого ламаркистами для объяснения взаимодействий между соматическими и генетическими структурами. Влияние работы целостных организмов на работу генетических структур отнюдь не приводит к адекватным изменениям наследственности. Эти изменения не адекватны, а вариативны.

Вариативность наследственных изменений образуется с участием мутаций, накопленных в генофондах популяций, и рекомбинаций наследственного материала при оплодотворении половых клеток. В этом заключается относительная правота геноцентрического неодарвинизма. Но мобилизующая активность биологической работы, накапливаемая и усиливаемая отбором, прокладывает себе путь сквозь массу случайностей, обусловленных неопределенностью и вариативностью наследственной изменчивости. Разумеется, это уже не индивидуальный, а массовый процесс, совершаемый массой организмов в массовой смене поколений.

Осознание универсальной роли в эволюции биологической работы и ее единства с отбором создает предпосылки для современной реформы дарвинизма. Прежде всего, необходимо защитить теорию отбора от ее неконструктивных критиков и ниспровергателей. Нет и не может быть эволюции без отбора. Отбор наиболее конкурентоспособных и работоспособных мобилизационных структур есть решающий фактор и движущая сила эволюции, проявляющая себя во взаимодействии с эволюционной работой. Попытки креационистов и прочих антидарвинистов дискредитировать теорию отбора, уверить общественность, будто она не соответствует современным научным данным, суть лишь проявления мифологического мировоззрения.

Необходимость реформы дарвинизма на его собственной классической основе сегодня обусловлена кризисом неодарвинизма и биологического эволюционизма к целом. Этот кризис в начале XXI века во многом сходен с кризисом начала XX века, когда разочарование в способности теории отбора объяснить происхождение видов было вызвано распространением ложного представления о способности крупных мутаций мгновенно образовывать новые виды. Кризис был преодолен созданием основ синтетической теории эволюции. В настоящее время участившиеся попытки «опровержения» дарвинизма отражают его реальный кризис, который связан с осознанием ограниченности неодарвинистской СТЭ, ее неспособности убедительно объяснить многие эволюционные процессы, и, в частности, главный из них – происхождение и преобразование видов.

В мировом научном сообществе, и, в частности, среди генетиков все шире распространяется осознание того, что отбор неопределенных изменений мутагенного происхождения способствует лишь сохранению видов при самых разнообразных изменениях условий существования, и им невозможно объяснить процессы формирования новых видов животных и растений. Сдвиги в генотипическом составе популяций поддерживаемые и направляемые отбором, действительно имеют важное значение в эволюции, но это значение заключается лишь в том, что виды могут существовать, не изменяясь морфологически при очень резких и опасных изменениях среды. Именно это обстоятельство приводит к тому, что многие виды, согласно палеонтологической летописи, существуют на протяжении целых геологических эпох, но массово вымирают при фундаментальных изменениях биогеоценозов, заменяясь на арене жизни совершенно новыми видами.

Создание в начале 1970-х годов теории прерывистого равновесия разрушило монопольное положение СТЭ в эволюционной биологии и поставило под вопрос ряд ее фундаментальных представлений, касающихся прежде всего медленного, градуалистического характера преобразований видов. В основу теории прерывистого равновесия было положено представление о быстром, скачкообразном, пунктуалистическом переходе от предковых видов к дочерним и о сохранении в дальнейшем возникших таким образом видов в неизменном, равновесном состоянии в течение чрезвычайно длительных промежутков времени. Появление теории прерывистого равновесия вызвало бурные дискуссии между ее сторонниками и сторонниками СТЭ, в ходе которых проявились недостатки теоретических представлений обеих оппонирующих сторон.