Валерий Хайрюзов - Почтовый круг

— Э, так дело не пойдет, — вновь нахмурился Ченцов. — Распорядитесь установить щиты, а летному составу приготовиться к стрельбам. И охранникам тоже.

Стреляли по силуэтам из винтовок с расстояния сто метров. Бурков стрелял неважно, из пяти патронов — всего одно попадание. Отличился Гриша, все пять пуль легли одна к одной рядом с десяткой.

— Вот вам и инвалид, — усмехнулся Ченцов. — Парашютист и стрелок отменный. На фронт его давно пора.

Вечером состоялся разбор полетов, который проходил в жарко натопленной избе, переоборудованной в штурманскую комнату. Посреди комнаты, вокруг длинного, грубо сколоченного стола, расположились летчики. Они тихо переговаривались, смотрели на Буркова. После того как от него ушла жена, постарел Бурков, осунулся, лицо потеряло прежний лоск, стало будто вылинявшим.

Первому дали слово Худоревскому. Он коротко доложил о случившемся.

— Ты скажи, может, заметил на земле машину, людей? — спросил его Ченцов.

— А кто их знает, товарищ майор, — ответил Худоревский. — Я в полете на землю не шибко заглядываю. Что там смотреть? Я как раз снижаться стал, обороты прибрал. Вдруг слышу — хлопок, ну точно кто за спиной бутылку шампанского открыл. И самолет дернулся. Грешным делом подумал, воздушный баллон лопнул. На приборы посмотрел — все в порядке. Ну а остальное вы сами видели.

— Кто, кроме вас, мог знать, что вы везете? Когда вы прилетаете, кто подходит к самолету?

— Нас всегда первыми техники встречают, ну, естественно, охрана рядом. Им по долгу службы положено.

— Кстати, в тот день Немых был на аэродроме?

— Нет, он на озере уток промышлял.

— Я иногда разрешаю им поохотиться, — поднялся Бурков, — с продуктами у нас плоховато.

— Ясно, — вздохнул Ченцов. Он поднялся, поправил гимнастерку, поглядел поверх голов на стену, где висела карта района полетов. — Товарищи! — громко сказал он. — Вы сами видите, какая сейчас в стране сложная обстановка. Немцы подошли к Волге. Тяжело, я вам скажу, там. Здесь у нас под боком японцы. На границе неспокойно. Можно всего ожидать. Поэтому именно сейчас мы должны быть особенно бдительны. Нельзя расхолаживаться.

— Почему нас на фронт не отпускают? — загудели летчики.

— Я думаю, этот вопрос лишний. Вы сами знаете, почему нас здесь держат.

Руки у Ченцова потянулись к груди, пальцы отыскали пуговицу на гимнастерке, покрутили ее несколько раз.

— А вы не можете сказать, что слышно о Сушкове? — подал голос Худоревский. — Говорят, будто он с золотишком и не в Иркутск полетел, а в Маньчжурию подался.

По комнате волнами прошелся гул голосов, все зашевелились, впились глазами в Ченцова: что на это ответит чекист?

— Откуда у вас такие сведения? — быстро спросил летчика Ченцов.

— Да так, говорят, — замялся Худоревский. — Лично я этому не верю. Не мог он туда сам улететь. Могли заставить. Вроде бы как один из пассажиров бывший офицер.

— Бросьте молоть чепуху, — оборвал его Ченцов. — Сопровождающий грузы Лохов человек проверенный. Сушкова, я думаю, представлять не нужно. Изотов, да, служил в царской армии, но по складу своего характера не мог пойти на такую авантюру.

— Бог его знает, — сказал кто-то из угла. — Недаром говорят: в тихом омуте черти водятся. А тут еще накануне войны. Все могло быть.

— Мы слышали, будто нашли кого-то в летной форме, — вставил слово Бурков.

— Да, прошлой осенью на Лене подняли утопленника, но опознать было невозможно — слишком долго пробыл в воде.

Следом за Ченцовым выступил Бурков:

— Правильно сказал майор: бдительность терять нельзя. Нам государство доверяет перевозить вещи, о ценности которых мы порой и не подозреваем. Вот вы здесь говорили: золото, золото. Конечно, и оно имеет ценность, но должен я вам сообщить, что вместе с самолетом пропали важные документы, которые вез Изотов. Топографическая съемка местности, описание будущей железнодорожной магистрали. Несколько лет работы, поисков, маршрутов. Посмотрите. — Бурков подошел к карте, провел пальцем севернее Байкала. — Как известно, Транссибирская магистраль была проложена в начале нашего века. Сразу же после русско-японской войны. Встал вопрос о создании новой дороги, которая прошла бы севернее прежней. Перед первой мировой войной провели изыскания. Было несколько вариантов дороги. Они уточнялись, дополнялись, а в последние годы изыскатели получили мощное средство — самолет. Была проведена детальная съемка местности. Сушков после ухода от нас именно этим и занимался.

— Не только этим, — подпустил кто-то из летчиков шпильку.

Бурков покраснел, дрогнули, замерли на полуслове губы, но он все же пересилил себя, все тем же ровным голосом продолжал:

— Сушковым была проведена аэрофотосъемка, уточнены некоторые детали дороги. Сейчас вопрос с повестки снят, но, я думаю, после войны дорога все равно понадобится.

На этом разбор был закончен. Летчики высыпали на крыльцо, задымили махоркой. Со стороны железнодорожной станции донесся гул вечернего эшелона, и, будто поднятый этим гулом, с озера взлетел косяк диких гусей.

Вечером того же дня был арестован Гриша-тунгус. Его увезли в город на самолете. Вместе с ним улетел Ченцов.

22 июня

Целый день Никифор с Лоховым искали Изотова. Не нашли. Нужно что-то делать. Но что? Меня постоянно преследует мысль: виноват во всем я. Если бы не полез в грозу, если бы вернулся. Как говорил Павел: «Знал бы где упасть, соломки бы постелил».

В середине января Михаил Худоревский прилетел на замену двигателя в Иркутск. Он сдал самолет техникам, поехал в город к Погодиным. Константин Бурков передал с ним посылку — несколько банок тушенки.

— Если Погодиных нет в городе, разыщи Тамару, отдай ей, — на прощанье смущенно сказал он.

Город был в тумане. Дома острыми боками резали серый и вязкий, как студень, воздух. Казалось, где-то сломались подпорки и небо всей тяжестью навалилось на землю, прогнуло провода, крыши домов, ветви деревьев. Чтобы но потеряться в этой кутерьме, деревянные дома сцепились заборами и, держась друг за друга, как в хороводе, шли к реке. Холодно и безлюдно на улицах. Лишь в стороне предместья, куда брел Худоревский, сквозь туман видно какое-то движение. С соседней улицы бежали ребятишки. Вдруг качнулся воздух, ударил тугим спрессованным звуком, с проводов посыпался на землю снег.

— Что это? — встревоженно спросил Худоревский у ребятишек.

— Заторы взрывают. На Ангаре наводнение. Обмороженных на машинах в госпиталь возят, — бойко выпалил один из мальчишек.

В сорокаградусный мороз выпер наружу донный лед, чуть ниже города забил протоки, река вспухла и, разлившись, зацепила нижние дома. Худоревский видел, как дымящаяся вода расползалась по огородам, съедала снег, бились о завалинки оплавленные льдины. На крышах домов копошились люди. В конце улицы на пригорке стояла санитарная машина, от домов к ней подплывали лодки, ссаживали на твердую землю людей.