Валерий Хайрюзов - Почтовый круг

Однажды он узнал, что Варя беременна.

Ее признание Илья воспринял как неуместную шутку, а когда понял, что она говорит правду, растерялся.

— Подожди немного, — вырвалось у него. — Расплачусь с долгами, поженимся.

И надо же было такому случиться. В те же дни в гости к нему прилетела школьная подруга Ирина Самсонова.

— Зря ты приехала. Улетай, — хмуро сказал Илья, когда Ирина разыскала его.

— Куда же я полечу, самолетов сегодня нет, — смутилась Ирина. Илья оставил ее ночевать в общежитии. Об этом узнала Варя и на другой же день улетела в город.

Илья пытался разыскать Варю, написал два или три письма, но ответа не получил. Потом кто-то из летчиков видел Варю в городе с каким-то парнем и будто бы она передала, что не знала и не хочет знать, кто такой Илья Чупров. И тогда, обидевшись, Илья перестал писать ей письма…

— Когда ты приехала? — нарушил затянувшуюся паузу Чупров.

— Здесь место терапевта освободилось, — ответила Варя. — Сюда приехала недавно. А до этого жила у матери. Ну а ты как?

— По-прежнему. Живем, хлеб жуем, — не очень-то весело засмеялся Илья.

В своем голосе он уловил обиду, будто только и ждал, когда его спросят, как он живет, чтобы пожаловаться на судьбу. Получалось, будто он просит для себя прощения. А нужно ли оно? Может, это не его сын… Может, у нее семья есть…

— Ты замужем?

— Нет, — помедлив, ответила Варя.

— И не была?

— Какое это имеет значение…

— Мам, пусти. — Мальчик пытался выдернуть свою руку из зажатого кулака Вари. — Я побегать хочу.

— Хватит, набродился. Сейчас домой пойдем. — Варя молча посмотрела на Чупрова, заправила под платок волосы. — Мне пора, темно уже. Разговорилась я с тобой. — И двинулась с мальчиком на улицу.

— Варя, постой! — взмолился Илья. — Ну куда ты торопишься? Дай мне хоть на своего сына взглянуть.

Мальчишка, шепелявя, что-то рассказывал, она что-то отвечала. И Чупрову вдруг захотелось догнать и пойти с нею…

На другой день после встречи с Варей Илья улетел в Усть-Кут возить для строительства железной дороги горючее. Четыре бочки с керосином туда, восемь пустых обратно. За день три рейса. Его самолет поднимался с Усть-Кутского аэропорта и шел вдоль строящейся магистрали на Улькан. Раньше он с удовольствием летал в такие командировки, в них не было однообразия почтового круга, где все знакомо, известно заранее. Что-то сломалось внутри, потеряло опору. Он стал молчаливым и рассеянным.

Все эти дни Чупров думал о Варе.

Почему она ни разу не написала, не напомнила о себе? Ну, обидел он ее, сказал не то, что нужно, но ведь его тоже можно было понять. Не захотела или не смогла? Повела себя так, будто между ними ничего не было. Ни упреков, ни слез… Может, он ей безразличен? Илью даже передергивало от этой мысли. И тут же другая перебивала первую, успокаивала. Ведь приехала, значит, хотела увидеть. К чему бы ей тащиться в такую глухомань? Все другие объяснения он тут же отбрасывал.

После командировки Илья улетел на почтовый круг. В Шаманке он вспомнил о просьбе Зубкова, забрал посылку. В Чечуйске первым делом отправился в больницу. По пути зашел в магазин, купил банку компота Оводневу — вдруг увидит Варю! Заодно наладит отношения с охотником.

В приемной он получил у Воробьевой халат и, разглядывая таблички на дверях, пошел по коридору. В палате вместе с Оводневым было еще двое — Ленька Зубков и буровик Пахомов из Старой Елани.

— А, это ты, Илья! — удивленно приподнявшись с кровати, протянул Оводнев. — Спасибо, что зашел. И за вещмешок спасибо. Там у меня все осталось: бритва, сменное белье, документы — без них пропащее дело.

Чупров вытащил из сетки банку с компотом, огляделся по сторонам — тумбочка рядом с кроватью Оводнева была занята.

— А это ты зря, — нахмурился Оводнев. — Меня здесь как на убой кормят, скоро кровать подо мной провалится.

Но в голосе его Илья уловил другое. Оводнев хоть и хмурился, хоть и делал вид, что ему ничего не надо, а все же был доволен, что к нему пришел именно он, Чупров. И не просто пришел, а с передачей. Оводнев даже сделал попытку подняться, сдернув одеяло, раскрыв обтянутые полосатой пижамой ноги. К подошвам бинтами были привязаны деревянные дощечки.

— Да ты лежи, лежи, — остановил его Чупров. — Тебе, может, и двигаться-то нельзя.

— Вот это как раз можно, да не получается, — поглядывая на Илью, проворчал Оводнев. — Видишь, что они тут надо мной утворили? Ну прямо как в цирке. От этих дощечек ноги тянет, будто лампасы нашили. Ты давай не стой, присаживайся, рассказывай, как там у нас.

Больные окружили летчика, наперебой стали расспрашивать: кого видел, с кем разговаривал? Чупрова всегда удивляли подобные расспросы. Деревни одна от другой стоят за сотни километров, а жители знают друг про друга все, будто живут на соседних улицах. Оводнев, ревниво поглядев на своих соседей, недовольно проворчал:

— Ну что пристали к человеку! Подождите маненько, пусть отдышится. Он ведь с полета.

— На охоте все, еще не вышли из тайги, — стал рассказывать Чупров. — К ноябрьским праздникам, пожалуй, потянутся.

— А у нас кого-нибудь видел? — перебил его Пахомов. — Говорят, новые дизеля пришли. Как там ребята без меня?

— Не беспокойся. Без тебя дело не станет, — улыбнулся Илья. — Вертолетчики вахту завезли — все в порядке. А вот Зубкову посылка.

Илья раскрыл свой баул, вытащил оттуда увесистую кошелку. Зубков что-то благодарно промычал, проворно засунул в кошелку руку, пошарил внутри и, опасливо оглянувшись на дверь, вытащил банку с огурцами, а следом за ней — бутылку спирта.

— Молодец, послала! — радостно воскликнул он. — Всем бабам баба! Я ей в записке намек сделал: говорю, пришли бутылку водки, компрессы винные делать. Она, родимая, посмотрите, — Зубков поднял бутылку, — спирт прислала! А это же две поллитры! Степан Матвеич, командуй!

— Пахомов, следи за дверью, — распорядился Оводнев. — Сейчас лечиться будем.

Зубков стриганул по сторонам глазами, открыл тумбочку, вытащил бутылку из-под сока, на цыпочках подбежал к крану, налил полбутылки воды, вернулся к тумбочке и осторожно стал разбавлять спирт.

— Я тебе, Степан Матвеич, им позвоночник натру. Спирт, он ведь тепло дает и всяку заразу убиват, — поглядывая на Оводнева, ворковал он.

Первому поднес охотнику. Оводнев приподнялся на руках, поглядывая на дверь, подмигнул Чупрову. Но тут дверь хлопнула, и в палату ворвалась Воробьева. Комендантским взглядом она оценила обстановку и, крупно, по-мужски шагая, пошла на сближение с больными.

— Оводнев, что это у тебя? — вкрадчиво спросила она.

— Вода, Тамара Михайловна, таблетки запивать, в горле они, проклятущие, застревают, аж слезу вышибает.

Воробьева было успокоилась, но в руке у Зубкова заметила огурец. Ленька мгновенно спрятал его за спину, где уже покоилась бутылка со спиртом.