Геннадий Обатнин - История и повествование

Для образа вождя большое значение имели речи Керенского в канун революции. Дружественные Керенскому публицисты позднее писали о вдохновенных пророчествах, об ощущении надвигающейся революционной грозы: «Особенность психики А. Ф. Керенского — нервная чуткость к политическим событиям, доходящая часто до предвидения их». Биографы писали позднее о поразительных предсказанниях «народного трибуна»: «В этих речах гнев народного избранника поднимается до пафоса, предчувствие его — до вершин ясновидения» [419].

В предисловии к одному из изданий отмечалось: «…можно видеть, что его последние думские выступления были пророческими и что первый министр-социалист свободной России оказался одним из самых дальновидных наших государственных деятелей». Речи служили доказательством того, что министр обладает «горячим сердцем патриота-революционера и мудрым провидением государственного деятеля». Неудивительно, что политические друзья Керенского после Февраля переиздавали эти речи, причем пропуски, сделанные в стенографических отчетах, восстанавливались по подлинным экземплярам самого оратора. Составители обращали внимание читателей на возгласы и заявления председателя Государственной Думы М. В. Родзянко и депутатов, вошедших во Временное правительство, которыми они прерывали слова «депутата-революционера» о грядущей гибели царизма [420]. Тем самым давалось понять, что даром предвидения в кабинете обладает лишь Керенский.

Атака на власть усилилась осенью 1916 года. 1 ноября в Думе прозвучала известная речь П. Н. Милюкова, рефреном которой были слова «Глупость или измена». Слова лидера кадетов затмили выступление Керенского. В тот же день он атаковал правительство столь резко, что председательствующий лишил его слова. Однако лидер фракции трудовиков успел назвать министров «предателями интересов страны». Три дня спустя Керенский пошел еще дальше, заявив, что государство захвачено «враждебной властью», в стране установлен «оккупационный режим». В измене обвинялся и глава государства: «Семейные и родственные связи сильнее интересов государства. <���…> Интересы старой власти ближе к тем, кто за границей, чем к тем, кто внутри страны». 16 декабря Керенский заявил, что компромисс с режимом невозможен, он призвал либералов к решительным действиям. Особую известность получила речь Керенского 15 февраля 1917 года, он обличал «государственную анархию» и требовал «хирургических методов», призывая к физическому устранению «нарушителей закона». Лидер трудовиков заявил, что разделяет мнение партии, «которая на своем знамени ставила открыто возможность террора, возможность вооруженной борьбы с представителями власти, к партии, которая открыто признавала необходимость тираноубийств». Он клеймил «систему безответственного деспотизма» и требовал уничтожения «средневекового режима». В ответ на замечание председателя о недопустимости подобных заявлений в Думе, Керенский уточнил: «Я говорю о том, что делал в классические времена гражданин Брут» [421]. Слова депутата были восприняты как призыв к цареубийству. Керенский полагал, что депутатская неприкосновенность его не спасет, на этот раз ему уже не удастся избежать тюрьмы [422].

Сторонники Керенского называли позднее его выступление 15 февраля «первой исторической уже явно революционной речью» [423].

Публикация речей депутата была задержана, однако тысячи машинописных и рукописных копий расходились по всей стране. Напоминание о думских речах Керенского было важно для укрепления его авторитета после Февраля: «… задолго до революции говорил в Думе о возможности только революционным путем спасти Россию от анархии, подготовляемой престолом, он же (это часто или совсем забывается или неизвестно) подтолкнул русскую революцию на решительный шаг» [424].

Влияние Керенского в 1917 году было прежде всего следствием его действий в дни Февраля. Они были одновременно и решительными, и эффектными. Затем возник слух о том, что Керенский, узнав о волнениях в Волынском полку, направился туда 26 февраля, начал агитировать солдат, и именно это привело де к восстанию в этом полку на следующий день [425].

В действительности о солдатском мятеже Керенский узнал лишь после его начала, утром 27 февраля. Политические друзья Керенского призывали его немедленно прибыть в Таврический дворец [426]. В планы лидера трудовиков входило добиться продолжения официальной сессии Думы вопреки указу императора и установление контактов между Думой и восставшими [427].

Керенский был самым известным политиком среди левых и самым левым из известных. Неудивительно, что многие активисты, направлявшиеся в Таврический дворец, желали видеть «депутата Керенского», от него ждали советов и указаний. К Керенскому пробивались самоорганизующиеся группы инсургентов, осколки войсковых подразделений и активисты-одиночки. В Думу приходили видные интеллигенты-радикалы, Керенский получал от них информацию и поддержку, они доносили до него настроение революционной улицы.

Позиция на пограничье между легальной и нелегальной политикой, которую занимал Керенский, оказалась важной: подпольщики были неизвестны массам (а некоторые и не спешили действовать открыто). Но многое зависело и от самого Керенского, который развил в это время лихорадочную деятельность.

Он нашел нескольких близких ему депутатов, они решили добиваться проведения официального заседания Думы. Керенский обзвонил по телефону своих друзей, он требовал, чтобы они направляли восставшие войска к Думе. Каждые десять-пятнадцать минут он по телефону получал свежую информацию о положении в различных частях города. К Керенскому устремлялись депутаты, от него они хотели узнать новости. Он, предвосхищая развитие событий, уверял, что восставшие движутся к Таврическому дворцу. Многих депутатов это пугало, но лидер трудовиков пытался убедить их, что революция уже началась, Дума должна возглавить народное движение. Однако время шло, а «обещанных» Керенским войск все не было [428].

От имени трудовиков, социал-демократов и прогрессистов Керенский призвал совет старейшин Думы не подчиниться царскому указу о роспуске Думы. Это предложение, бросавшее открытый вызов монархии, было отклонено. Было решено, как это планировалось ранее, созвать в Полуциркульном зале «неофициальное» совещание наличных членов Думы (еще накануне Родзянко распорядился созвать совещание думских фракций). Выбор места заседания свидетельствовал о том, что Дума действует в рамках существующих законов, не нарушая указа [429].

Биографы Керенского преувеличили значение его выступления на совете старейшин: «После горячей речи Керенского решено было депутатам не расходиться, а оставаться на своих местах» [430].