Всеволод Багно - На рубеже двух столетий

Ср. глагол «trascendere» в подчеркнутой строчке толкования и однокоренной глагола «discendere» ‘нисходить, спускаться’ в подчеркнутой цит. в Par. I, 6:«qual di lassù discende» (см. выше) — они различаются «разнонаправленными» приставками: tra(n)s- и dis-.

с. 484: Par. I, w. 82–84 подч. красным карандашом: La novità del suono, e ’l grande lume, / Di lor cagion m’accesero un disio / Mai non sentito di cotanto acume — «Звук был так нов, и свет был так широк, / Что я горел постигнуть их начало; / Столь острый пыл вовек меня не жег» (Перевод М. Лозинского).

с. 485: Par. I, vv. 109–114 подч. красным карандашом со слов: sono accline / Tutte nature per diverse sorti / Più al principio loro, e men vicine: / Onde si muovono a diversi porti / Per lo gran mar dell’essere; e ciascuna / Con istinto a lei dato che la porti — предрасположены / Все естества, что волею судьбы оказались / Вблизи или вдали от их причины: / И оттого направляются они к разным гаваням / Великим морем бытия; и каждое — / ведомо тем инстинктом, коим оно наделено’.

с. 489: Par. II, vv. 35–36 подч. красным карандашом слова: com’acqua recepe / Raggio di luce, permanendo unita — ‘как вода воспринимает / Луч света, оставаясь при этом цельной’.

с. 671: Par. XXVII, vv. 4–6 подч. красным карандашом: Ciò ch’io vedeva mi sembrava un riso / Dell’universo per che mia ebbrezza / Entrava per l’udire e per lo viso. — ‘To, что я видел, казалось мне улыбкой / Мирозданья, которая, пьяня, / Наполняла мой слух и зренье’.

Итак, в библиотеке Блока было четыре разных издания «Комедии» с автографом владельца — два русских перевода «Ада» и два полных текста поэмы, один на французском языке, другой — на итальянском [1731]. Когда речь идет о подчеркиваниях в тех книгах, которые оставались в семейной библиотеке до конца жизни Блока, подразумевается, что они сделаны самим поэтом (за исключением тех случаев, когда по косвенным данным составители Библиотеки могли установить, что тем или иным экземпляром мог пользоваться кто-то из родственников). Однако в нашем случае, когда речь идет об итальянском издании, увидевшем свет задолго до рождения Блока, это допущение представляется не столь самоочевидным [1732]. Поэт мог купить эту книгу в России или привезти ее из поездки в Италию — с пометами предыдущего владельца. Единственным бесспорным доводом в пользу атрибуции помет Блоку могло бы быть отождествление почерка английской цитаты из «Гамлета» на странице 480 с рукою Блока. Я советовалась с несколькими блоковедами, хорошо знающими его почерк, в частности в латинице (известно, что почерк человека, пишущего на иностранном языке, несколько меняется). Никто не решился безусловно признать эту надпись почерком Блока. Против отождествления высказалась О. В. Миллер. Все же вопрос едва ли можно считать окончательно решенным. На мой взгляд, сравнение начертаний в цитате из «Гамлета» с немецкими маргиналиями Блока [1733]обнаруживает значительное сходство, которое едва ли можно полностью игнорировать. Кроме того, как видно на рис. 2, надпись сделана в неудобном месте, на узком правом поле, что также может объяснять отклонения почерка. Можно надеяться, что свое мнение выскажет и адресат настоящего сборника.

Если тем не менее блоковеды решительно отвергнут предположение о принадлежности надписи Блоку, сомнительной станет и атрибуция всех остальных подчеркиваний, во всяком случае тех, что сделаны красным карандашом. Поэтому вопрос этот остается открытым. Что же касается подчеркиваний простым карандашом, то здесь совпадение подчеркнутых стихов в русском и итальянском экземплярах Данте (Ад, II, 103–108), напротив, говорит как раз в пользу их атрибуции Блоку. Однако даже если это чьи-то чужие пометы, то они, скорее всего, были сделаны до того, как книга попала в руки Блока и он мог обратить на них внимание и оценить цитату из «Гамлета» как исполнитель главной роли в этой пьесе.

л. 1.

л. 1 об.

Данте в смене веков. Значение его личности и творчества.

Средневековая культура. Важнейшие факторы, ее создавшие.

Основные элементы средневекового государственного и общественного строя и их оценка со стороны Данте. Гвельфы и гибеллины.

Наука и поэзия средних веков, в частности в Италии. Отношение Данте к современным ему религиозным, философским и литературным течениям.

Флоренция XII–XIII веков ее политический и общественный строй, быт и нравы.

Жизнь Данте. Семья, воспитание, друзья. Лирика Данте. Вопрос о Беатриче.

Разбор «Обновленной жизни». Вопрос о «сострадательной донне». Женитьба. Семья.

Участие Данте в политической жизни Флоренции до изгнания. Катастрофа 1301 года. Жизнь в изгнании. Политические планы и мечты. «Пир», трактаты «О монархической власти», «О народном языке». Крушение всех надежд. Жизнь в Равенне и смерть.

л. 2.

Божественная комедия. Первый замысел до изгнания. Внешняя история Комедии.

Предшественники Данте в этой области. Общий план. Внутренняя история Комедии. Составные элементы, художественный замысел и основная идея.

Строение поэмы. Ад, пересказ и характеристика. Система распределения грехов и наказаний.

Чистилище и Рай.

Личность Данте в Комедии. Вопрос о его беспристрастии. Аллегория. Богословие и философские вопросы. Лирические эпизоды. Фигуры Виргилия и Беатриче.

Данте-художник. Стиль его.

Данте, как выразитель средневековой культуры. Заключение.

Начало лекций в 8 часов вечера.

Книжная коллекция Алексея Федоровича Лосева (1893–1988) на сегодняшний день включает около 30 ООО наименований. После создания в Москве Государственной библиотеки истории русской философии и культуры «Дом А. Ф. Лосева» более 8000 книг перешли в качестве дара в собственность «Дома А. Ф. Лосева» и еще около 3000 — в безвозмездное пользование; остальные по-прежнему хранятся в стенах лосевской квартиры. Создание единого каталога коллекции — дело будущего. Пока же я хочу обратить внимание лишь на малую часть этого собрания, хотя и весьма существенную для самого владельца, — на книги рубежа XIX — начала XX столетия. Лосев вырос в атмосфере русского Серебряного века, был лично знаком со многими выдающимися представителями этой эпохи — с о. П. Флоренским, о. С. Булгаковым, Н. А. Бердяевым, Е. Н. Трубецким, И. А. Ильиным, С. Л. Франком, Вяч. Ивановым, Андреем Белым, Г. Чулковым и др. Отсюда его интерес к литературе этого периода, отсюда в его домашней библиотеке не только труды русских философов этого периода, но и собрания сочинений К. Бальмонта, В. Брюсова, Д. Мережковского, Ф. Сологуба, поэтические сборники близких лосевскому сердцу символистов — И. Анненского, Андрея Белого, Вяч. Иванова, акмеистов (А. Ахматовой, Н. Гумилева, М. Кузмина) и даже имажинистов («Конница бурь» (1920), «Плавильня слов» (М., 1920) и др.).