Роберт Силверберг - В ожидании землетрясения

Дикая природа быстро и самостоятельно восстанавливалась, особенно теперь, когда тех, кто с нею боролся, больше не стало. Когда-то это влажное тропическое побережье кишело разными видами чудовищ. Одни из них подверглись систематическому истреблению, другие, не вынесшие миазмов человеческой цивилизации, куда-то исчезли. Но теперь они начали возвращаться. Около месяца назад Морисси вдруг увидел рыбу-сапера гигантское черночешуйчатое трубчатое существо, отчаянными ударами изогнутых плавников выбиравшееся на сушу; вонзая в песок свои огромные ужасные клыки, оно передвигалось по берегу чуть ли не разгрызая его.

Предполагалось, что эти монстры уже вымерли. И вот одно из них фантастическими усилиями прорыло себе дорогу на пляже, пряча в голубоватом песке двадцать метров своего тулова, из которого через несколько часов выбрались сотни малышей размером с руку Морисси и ринулось к пене прибоя, извиваясь, с дьявольской энергией. Море снова становилось морем чудищ. Но Морисси это не пугало: плавание он давно уже бросил.

Вот уже два года он одиноко жил рядом с Кольцевым Океаном в небольшом, построенном по чертежу старого Аркана домике с почти плоской крышей в виде крыла. Такая конструкция помогала крыше выдерживать ураганные ветры Медеи. В те дни, когда Морисси еще был женат и работал геофизиком, нанося на карты линии сдвигов, он, Надя, Поль и Даниэль имели в пригороде Чонга на Северном Мысу дом с видом на Большие Каскады, а сюда приезжали только зимой. Но Надя ушла ради космических гармоний с безмятежными, благородными, непостижимыми воздушными шарами; Даниэля схватили во время двойной вспышки в Жарком, и он больше не вернулся, а Поль, крепкий старый Поль, которому все было нипочем, вдруг запаниковал, вообразил, что до землетрясения осталось всего десять дней, и между Днем Тьмы и Днем Сумерек рождественской недели сел на корабль, отправлявшийся на Землю. Все это произошло за какие-то четыре месяца, после чего прохладный воздух Северного Мыса потерял для Морисси былую притягательность. Вот почему он перебрался к Дюнам-под-Арго – решил доживать в тепле влажных тропиков. Он взял с собой персональные кубы Поля, Нади и Даниэля, но поскольку просматривать их оказалось для него делом мучительным, он уже давным-давно ни с кем, кроме Дайнува, не разговаривал.

Насколько ему было известно, в Медее он остался один. За исключением, конечно, фэксов и шаров, а также рыбы-сапера, горных чертей, крылатых пальцев, безрогих черепах и всего такого прочего.

Морисси и Дайнув молча стояли возле домика, любуясь заходом солнца.

По темнеющему небу, испещренному зелеными и желтыми красками немеркнущей медейской зари близнецы-солнца Фрикс и Гелла – два кирпично-красных тусклых пятна – медленно катились к линии горизонта. Через несколько часов они исчезнут, чтобы озарить своим слабым сиянием ледяные просторы Дальнего. Впрочем, настоящая темнота на Обратном – необитаемой стороне Медеи – никогда не наступала, поскольку угрюмая громадина Арго, гигантской раскаленной газообразной планеты, спутником которой являлась Медея, находилась от нее на расстоянии всего лишь миллион километров. Медея, заключенная в орбите Арго, все время была обращена к нему, вращающемуся вокруг солнца, только одной стороной. От Арго шло тепло, которое обеспечивало Медею сносной жизнью и постоянным скупым красноватым освещением.

Как только близнецы-солнца сели, на небе начали появляться звезды.

– Смотри-ка, – сказал Дайнув. – Арго почти поглотил белые огни.

Фэкс намеренно выбрал архаичное выражение, слова из народной астрономии, но Морисси понял, что он имеет в виду. Фрикс и Гелла были не единственные солнца в небе Медеи. Две кирпично-красные карликовые звезды, двигающиеся парой, находились в зависимости от двух бледно-голубых звезд Кастор А и Кастор В. Несмотря на то, что бледно-голубые находились от Медеи в тысячу раз дальше, чем кирпично-красные, их холодное сияние было отчетливо заметно и ночью, и днем. Но теперь они должны были зайти за Арго и вскоре – до этого мгновения оставалось два месяца, три недели, два дня и еще примерно час плюс-минус несколько минут – попадут в полосу затмения и окончательно скроются из виду.

Как же тут не быть землетрясению?!

Морисси злился на себя из-за своей дурацкой восторженности, с которой он так носился еще час назад. Землетрясения не будет? В последнюю минуту произойдет чудо? Ошибка в расчетах? Как бы не так! Эх, если бы да кабы…

Землетрясение было неизбежно. Придет день, когда конфигурация небесных сфер сложится следующим образом: Фрикс и Гелла встанут здесь. Кастор А и Кастор В – там, а ближайшие спутники Медеи – Ясон, Тезей и Орфей – вон там, там и там; притяжение Арго как всегда будет сильно чувствоваться в Жарком, и вот тогда-то небесные векторы выстроятся соответственно, и гравитационные силы вызовут в коре Медеи страшные по силе колебания.

Подобное случалось каждые семь тысяч сто шестьдесят лет. И вот это время наступило снова.

Сотни лет назад, когда живучесть апокалиптических тем в фольклоре фэксов побудила наконец астрономов медейской колонии произвести некоторые запоздалые вычисления, никто не придал серьезного значения их результатам.

Услышать, что конец света наступит через пятьсот-шестьсот лет, было все равно, что услышать о собственной смерти, которая должна наступить в последующие пятьдесят-шестьдесят лет. На повседневной жизни это никоим образом не отражалось. Разумеется, позже, когда сейсмические толчки участились, люди стали относиться к ним с большей серьезностью, и, несомненно, за последние сто с лишним лет это негативно отразилось на экономике Медеи. Тем не менее, поколение Морисси было первым, которое посмотрело в лицо надвигающейся опасности. И вот, так или иначе, колония, имевшая тысячелетнюю историю, растаяла чуть более чем за десять дней.

– Как тихо все! – сказал Морисси и взглянул на Дайнува. – Ты веришь, что я здесь один-единственный?

– Откуда мне знать?

– Хочешь увильнуть от ответа? Вам ведь уже давно известны способы передачи информации, о которых мы только сейчас начали догадываться.

Скажешь, нет?

– Мир велик, – серьезно сказал фэкс. – И человеческих поселений в нем было немало. Кое-кто из вашей породы, может, и живет здесь, но точных данных у меня нет. Вполне возможно, ты последний.

– Я думаю. Кто-то же должен остаться.

– И сознание того, что этот последний – ты, приносит тебе определенное удовлетворение?

– Потому что я более вынослив или одобряю в душе крах колонии?

– И то и другое, – ответил фэкс.

– Не согласен. Пусть я последний, но лишь потому, что не захотел уезжать. Вот и все. Здесь мой дом, на этом я стою. Никакой гордости, чувства превосходства или благородства оттого, что остался, я не испытываю. Я только хочу, чтобы никакого землетрясения не было, хотя сделать для этого что-либо совершенно не в силах, а сейчас мне даже как-то все равно.