Александр Гера - Набат-2

— Нет их, — решился Бехтеренко. — Как бы Подгорецкий не порешил обоих. Послезавтра еду лично туда, где жил Кронид.

Восстановилось молчание, и казалось, будто рядом плещется океанская волна.

— Порадей, Святослав Павлович, — попросил Момот. — Сделай это важное дело и перебирайся к нам. Будь осторожен с Подгорецким, не давай ему брать в руки любые предметы.

Исполнительный Бехтеренко сразу позвонил Цыглееву и сообщил о дождях.

— А мы и сами с усами, — самодовольно ответил премьер. — На то есть умные машины и сговорчивые люди. А вы завтра с утра уходите в отставку.

— Спасибо, благодетель, — сказал Бехтеренко, положив трубку. Подгорецкий, стало быть, оговорил его уход с Цыглеевым. — Ну и сука! Мать родную продаст, жаль, имени ее не знает.

Надевая походный наряд спецназа, он знал, что за чем последует. Главное, одежда пока не жмет, тело не растолстело.

В гостинице министра пропустили беспрепятственно, знали в лицо и наряду не удивились.

У номера Подгорецкого он нажал ручку. Заперто. Открыть — не вопрос. Сразу за дверью лежала мокрая верхняя одежда Подгорецкого, а из ванны доносился шум воды и его веселый поющий голос.

«Пой, пой», — разрешил Бехтеренко и осторожно запер дверь ванной. Можно приступать к осмотру.

Долго искать не пришлось. Не зная, как выглядит искомая книга, он безошибочно определил: эта. Лежащая на столе в эбеновом переплете, с тускло мерцающими застежками, и другой такой просто не может быть.

Других и не было. Среди мелочей на столе он первым выбрал датчик, который носил Пармен и оказался у Подгорецкого. Взял пульт с мигающим зеленым индикатором.

«Нормально экипирован, — оценил назначение пульта. — Многоканальная связь с экстренным вызовом».

Пульт перекочевал в карман Бехтеренко. Пожалуй, все.

«Моменто!» — остановил себя Бехтеренко и не пожалел., взяв в руки авторучку. Взял ручку, получил энергопистолет. С ног валит с десяти метров. Маленькая записная электронная книжка.

«На потом».

Несколько золотников.

Один от других незаметно отличался. Бехтеренко пригляделся: тоньше, самую малость, и легче по весу. Знакомый с такими штучками, он нажал золотник с поворотом влево. Верхняя часть поддалась и открылась. Бехтеренко замер. Внутри, как на пульте связи, мерцал зеленый индикатор и рядом ждал своей очереди красный. У него взмокли руки. «Мал золотник, да дорог…» Карманная атомная бомба. Почище хиросимской. Аккуратно вернув крышку на место, он погрузил монету в самый дальний карман. Перевел дух и послушал у двери в ванной. Там пели и купались и, судя по настрою, завтра к нему не собирались.

Бехтеренко отпер дверь ванной и вернулся в номер. Сел в кресло, а фолиант спрятал за него. Приготовился ждать.

«На всякого мудреца довольно простоты».

Ероша волосы полотенцем, в номере появился Подгорецкий. Бехтеренко он сначала не заметил, но почувствовал сразу. Скользкие, как бы нехотя, шаги к столу, чтобы оценить катастрофу вблизи, один взгляд. Замер.

— Правильно, — кашлянул Бехтеренко. — Хрен в нос и танки наши быстры.

— Знаете ли вы, любезный Святослав Павлович, на кого подняли руку? — медленно повернулся на голос Подгорецкий.

— Не знал бы, не поднял бы.

— Переведем разговор из сослагательного наклонения в прямой, — предложил Подгорецкий, поворошив мелочи на столе.

— Дельно, — согласился Бехтеренко. — Мои вопросы, ваши ответы.

— Исключено.

— Тогда прощаемся, — с облегчением встал Бехтеренко. — Мне-то и не много требовалось.

Сунув пакет с увесистым фолиантом под мышку, он направился к выходу. Потап движение, рассчитанное на выдержку, воспринял спокойно. Подгорецкий — нет. В отчаянном прыжке — нога, обращенная в меч, — он метнулся к Бехтеренко. Красиво прыгнул. Его ждали. Увесистым фолиантом в лоб — отличная награда за мастерство в восточных единоборствах Как-то юморно все получилось, словно никакой нейтронной бомбочки в кармане, стреляющей авторучки, фолианта, который невозможно оценить.

«Что за жизнь такая, — защелкивая наручники, прозаично размышлял Бехтеренко. — За элементарным воришкой гоняться надо, с перестрелкой, с матами отчаяния, а тут букварем по башке, и князь тьмы лежит поверженный. В ванной красиво пел».

Подгорецкий пришел в себя.

— Очухался?

— Будь ты проклят.

— Когда ливень кончится? Молчишь? Тогда возьму миссию Бога на себя: завтра или послезавтра.

Заскрежетав зубами, Подгорецкий выдавил стон.

— Я умею читать такие книги, — насмехался Бехтеренко. Он хотел еще поиздеваться над Подгорецким, но скорее почувствовал во внутреннем кармане, чем услышал зуммер пульта.

Подгорецкий насторожился.

— Лежи, — по-приятельски успокоил Бехтеренко. — Сам поговорю. — Достал пульт и нажал на кнопку приема, предварительно отойдя на расстояние от Подгорецкого. — Да? — подделался он под тембр его голоса: была не была.

— Мне сообщили о ваших успехах. Не задерживайтесь. Используйте нейтронный вариант и возвращайтесь через Хатангу «Саламандрой» немедленно. Капитан в курсе, он ждет вас.

— Он знает меня в лицо? — рискнул Бехтеренко и услышал смех:

— Ваш дядя. До встречи на ковчеге.

Убрав пульт в карман, Бехтеренко подошел к Подгорецкому:

— Что делать-то с тобой?

— Убей.

— Не так воспитан. Подняться помогу, — сказал он сдержанно и усадил Подгорецкого в кресло. Руки за спиной в наручниках. Мысли не появилось, чтобы освободить его. Не тот зверь. «Не грех бы поговорить», — решил Бехтеренко, направляясь к дивану напротив.

Подгорецкий медленно поднялся за его спиной и резко метнулся к окну, опередив Бехтеренко. Звон и треск разбитого стекла, а в зияющую дыру ворвался ливень.

— Ну вот, — с досадой произнес Бехтеренко. Не хотел он такого исхода, но несчастье развязало руки.

Запиликал телефон в номере. Он взял трубку.

— Отец Потап, вы согласны принять пост и сменить вериги? — услышал он голос Цыглеева. — Свято место пусто не бывает и, как обещал, завтра с утра Бехтеренко отправляется в отставку. Надеюсь, вопрос разрешим по-джентльменски?

— А это кто как понимает джентльменство, — ответил Бехтеренко.

— Кто это?

— Министр до утра. А Подгорецкий в окно ласточку сделал.

— Знаете, что я с вами сделаю? — повысил голос до фальцета премьер.

Бехтеренко положил трубку. С этим ясно.

«Сучонок, родства не помнящий, — почему-то досадовал Бехтеренко. — Для меня в России места не осталось».

С лазурным пологом неба соперничало изумрудное покрывало воды, безмятежная идиллия царила в природе, солнце не плавило кожу, а щедро поливало ее ласковым теплом: первозданная тишина дополняла гармонию мира. И райская благодать была бы воочию райской, не торчи чертовыми рожками из глади вод пять рубок подлодок, не лежи крокодилами три эсминца и штабной корабль «Кронид». Флот маленький* но реальный и кусачий.