Александр Гера - Набат-2

Эскадра принадлежала Момоту и охраняла остров, где находился Центр исследований Момота.

Остров окружало кольцо рифов, и новичку он казался издали миражом в пустыне с его тремя лесистыми горами и желтизной широких песчаных пляжей, всего лишь оптическим обманом в пустыне океана — до того он был хорош в своей райской первозданное.

Три горы симметричным треугольником скрывали от глаз внутреннюю долину, зеленую и просторную, с посадками ржи и пшеницы, овощами и фруктовыми деревьями. Там же располагались комплексы Центра. Все скроено компактно и прочно, сообразно характеру Георгия Момота с двойным дном: подземные кладовые напичканы едой и топливом, водой и оружием. Антенны разнообразных форм говорили о связи со всем миром и перехвате связей всего мира. Здесь готовились к уединенной жизни и даже к потопу был готов хозяин острова, мог спокойно дожидаться голубя с оливковой ветвью в клюве на прекрасном непотопляемом ковчеге из лучших сталей, с современнейшим навигационным оборудованием.

Это и был самый настоящий ковчег, отстроенный ко второму пришествию воды.

Деньги России очень удачно поработали здесь по созданию коммунизма на отдельно взятой территории, еще и вернулись к Момоту с прибылью. Впрочем, ничего удивительного: такие райские островки создавали все российские вожди исключительно для себя, с надежной охраной, устойчивым климатом и запасом самых необходимых вещей. Вот только растраченные на это средства не вернулись. К Ленину — произведения искусства и церковная утварь, к Сталину — люди, легшие костьми под Норильском и на Колыме, к Брежневу — нефть, утекшая на чужие войны, к Ельцину — сама российская земля. Вождей вечных нет, как нет и земли вечной: от материков остались острова и островки, от людей — каннибалы и импотенты. Никто больше не хотел строить, а ломать было нечего — люди со страхом дожидались потопа, ежедневно помечая на мерных рейках приближение воды, думая при этом: повеситься или побарахтаться еще?

Не так мрачно. Та ще Канада не сгинела, Сибирь, Индия и деревенька Неелово. И княжество Монако уцелело. Островок Георгия Момота, который принадлежал только ему: отделившись от России, считался независимым государством. Хоть Момотянисй назови, хоть как, только завоевать его чужим было неспособно.

Когда Цыглеев прозрачно намекнул Момоту, что не грех было бы наладить на островке отдых для изнуренных сплошными ливнями трудящихся, то бишь самого Цыглеева и ближайшего окружения, Момот ответил: нет, батенька, Центр закрытый и посторонним здесь делать нечего. Какой же я посторонний? — возмутился Цыглеев. Я премьер-министр великой державы! Захочу и совсем заберу остров под свою юрисдикцию. Это составная часть России! Так уж и заберете, уважаемый премьер непонятно чего? А хотелки хватит? Да я вас туда-сюда! — обозлился Цыглеев, а Момот спокойно обозначил позиции: сюда у вас солярки не хватит доехать. Здесь тепло и яблоки, и про дым отечества не надо говорить, вы нас сами выперли. А будете еще употреблять обидные слова по космической связи, отключим се совсем. Для правдивости слов Момот на час блокировал спутники связи, и Цыглеев угомонился. Хотел перехватить Бехтеренко, чтобы шантажировать Момота, но прозевал бывшего спецназовца и министра, а тот в Хатанге сел на подводную лодку и был таков. Как в воду канул. Именно так все и было. Святая правда.

Итак, с лазурным пологом неба соперничало изумрудное покрывало воды, безмятежная идиллия царила в природе, а вблизи острова всплывал шестой атомоход и на самом острове готовились торжественно встречать генерала Бехтеренко, доставившего островитянам бесценный дар, «Славную книгу».

— Нашего ареопага прибыло! — обнимал его Момот. — С долгожданным прибытием, Святослав Павлович.

— Слава, дорогой, как я рад тебя видеть! — вторым обнимал Бехтеренко Судских, а следом развел руки для объятий Луцевич:

— Я счастлив!

— Тамура-сан? — застыл он перед очередным желающим обняться. — Вот уж чего не ожидал, так не ожидал. Здравствуй!.. — Обнялись, отстранились для лучшего обозрева. — Но было же сообщение о вашей гибели!

— Ход, дорогой друг. Всего лишь ход. Зато не искали. Тут много неожиданностей, — скромно посулил японец.

Вагончик подвесной дороги увез островных вождей в долину и замер у красивого белоснежного здания. Оно сегментом занимало одну сторону долины, с другой размещалось абсолютно похожее, как две половинки сливы.

— Тут мы живем и трудимся, — указал на него Момот. — Твои апартаменты на двадцатом этаже.

— А гам, — указал Луцевич на противоположное здание, — учатся те, кому надо учиться.

— И что там? — поинтересовался Бехтеренко.

— О, Слава, там главная цитадель будущего мира, — счастливо ответил Судских.

— Лаборатории?

— В какой-то мере, — пояснил Луцевич. — Школа, детский сад, колледжи. Кстати, ты не женат?

— Времени не хватало, Олег Викентьевич, — застеснялся вопроса Бехтеренко.

— Это, брат, ты зря. Каждой твари по парс, прости прямоту библейского наказа.

— Женим безо всякого, — вмешался Момот. — По законам нашей республики каждый гражданин обязан быть женатым.

— И Тамура-сан женился? — не поверил Бехтеренко.

Тамура развел руками: увы.

— Мы ему такую японочку нашли! — подхватил Луцевич. — Персик! Так что выбирай себе невесту.

— Староват я, — совсем застыдился Бехтеренко.

— Лишь бы не импотент, — подчеркнул Судских, и Бехтеренко обиделся:

— Понял. Не подведу.

Меняя тему, он спросил:

— Здесь только русские?

— Все, Слава, — отвечал Судских. — Въезд никому не запрещен, однако отбор тщательный. Проверка способностей на детекторе.

— И главная, — вмешался Момот, — на исключительность. Любой кандидат обязан доказать свою состоятельность в знаниях, в физическом развитии, способности создать для потомков полезное.

— Я вам не подойду, — погрустнел Бехтеренко.

— Кто это сказал? — подошел ближе Тамура. — Ты привез величайшую книгу, свою миссию перед потомками ты выполнил сполна.

— И ты из нашей команды, — подчеркнул Момот. — Автоматически входишь в Совет старейшин острова.

— Когда женится, — ухмыльнулся Луцевич. — Как, думаешь, гормональную профилактику надо проводить?

— Да ну вас, — покраснел Бехтеренко.

Испытывая к друзьям теплые чувства, он не мог избавиться от впечатления, что на острове существуют жесткие правила и похож он больше на инкубатор. Прекрасный фасад, прекрасные условия, как для кроликов. Грусть по залитой дождями России пробивалась с самого донышка на поверхность.

«Чего это я раскис? — одернул себя Бехтеренко. — Меня приняли чуть ли не с королевскими почестями, а я сопли распустил. Давай, солдат, становись в строй и меньше о себе думай».