Мирей Матье - Моя судьба. История Любви

Особенно «урожайным» на подобные выдумки стал 1969 год! Помимо принца Чарлза (о нем я уже упоминала) фигурировал некий господин: он каждый вечер присылал мне в гостиницу «Савой» охапку красных роз (розы мне действительно присылали!).

В 1970 или 1971 году я с интересом узнала, что веду двойную жизнь, крутя любовь с молодым врачом из очень хорошей семьи. Живет он в Лилле, и я коротаю с ним «часы досуга». Последнее выражение заставило меня расхохотаться. Примерно в это же время я принимала участие в торжественном открытии телевизионного центра в Мехико, и потому, как и следовало ожидать, появились слухи о моих любовных похождениях в этой стране. Фигурировали несколько персонажей — от безвестного студента до важного лица. Я никогда не скрывала своего возраста, и однажды некий доброхот посетовал, что я становлюсь старой девой. Мирей Матье — старая дева? Не может быть! Она, верно, уже давно пустилась во все тяжкие! Видимо, дело не обошлось без Майка Бранта. Недаром же он участвовал в моей передаче «Аист.» — красноречивый намек! Это произошло на празднестве в городе Кольмаре. И вдобавок.

В 1972 году госпожа Солей предсказала, что я встречу красивого иностранца. Их было предостаточно. В том году в городе Бразилия все мои музыканты были наряжены как футболисты. Это было сделано в честь Пеле, который стал потом одним из моих добрых друзей. Мы не раз фотографировались вместе с ним, даже в Париже! Разве это не доказательство?!

А Франсис Лей, с которым мы неразлучны с тех пор, как он написал песню «История любви», — не обо мне ли в ней говорится? А позднее он сочинил другую песню, «Все ныне изменилось под солнцем». И это неспроста! Кстати, отчего это я в этом году зачастила в Италию? В Италии полным-полно красивых молодых людей, и почти все они брюнеты, как и южане из моего окружения, как мексиканцы, как Пеле. Видать, брюнеты в моем вкусе!.

Слыша такие разговоры, я иногда смеялась, но порой выходила из себя.

Джонни и тетя Ирен успокаивали меня.

— Зачем ты обращаешь на это внимание? Пусть себе болтают, — говорили они.

— Почему они не обсуждают любовные похождения какой-нибудь другой певицы?

— Потому что она, «какая-нибудь другая», ни для кого не представляет интереса. Обо всех известных актрисах сплетничают. Ты ведь была в Голливуде. Подпиши ты контракт с Пастернаком, и тебе на следующий же день приписали бы роман с каким-либо красавцем из его «команды»; ты мигом стала бы невестой, потом замужней дамой или даже, чего доброго, брошенной женой. От молвы не уйдешь… Пусть себе болтают.

— Вам легко говорить. Людей-то потом не разубедишь. Кому какое дело, страдаю я по кому-нибудь или не страдаю?

— Людям нравится думать о тебе так, как им хочется, — говорила тетушка.

— Знаю, у всех у них комплексы. А я человек простой.

— И все же, болеть из-за этих пересудов не стоит.

Увы, я не замечала, что больна-то была она сама.

Когда я вернулась в Париж, мне позвонил Ив Мурузи.

Я знала Ива, как его знают все (я имею в виду — в кругу артистов): он никогда не расставался со своим микрофоном и слыл одним из самых блестящих журналистов французского радио. Он принес на радио новый стиль, раскованный, веселый, богатый информацией. До нашей первой встречи я страшилась одной мысли о предстоящем интервью, но прошло оно как нельзя лучше. В отличие от других журналистов он сразу расположил меня к себе. Я чувствовала, что мне не грозит ни ловушка, ни каверзный вопрос. Очевидно, ему нравился мой голос, он этого не скрывал и не старался объяснить «феномен Матье» бог весть какими ухищрениями, а утверждал, что этот феномен просто существует. ведь бывает же на свете хорошая погода или ненастье. Мы виделись с ним несколько раз. Он пригласил меня участвовать в его репортаже, который теперь передавался по телевидению.

Франсис Лей, с которым мы неразлучны с тех пор, написал песню «История любви», — не обо мне ли в ней говорится?

У него абсолютный музыкальный слух (в студенческие годы он даже дирижировал симфоническим оркестром!). Ив — страстный театрал, и даже сам может поставить спектакль, потому что у его удивительное чувство сцены. Его собственная жизнь — цепь неожиданностей. В раннем детстве он, остался круглым сиротой: его родители погибли в автомобильной катастрофе. И журналистом он стал в результате… землетрясения! Он проводил отпуск в Пиренеях, и вдруг земля стала уходить у него из-под ног; не мешкая, он бросился к телефону, чтобы сообщить французскому радио о катастрофе. и был приглашен туда на работу.

Ежеминутно я узнаю от него что-либо новое для себя. Он наделен редкостной памятью, настоящим хранилищем событий и лиц, изречений и курьезных историй. Я всегда восхищалась тем, как легко и непринужденно он беседует и с государственным деятелем, и с подметальщиком улиц. Его старались уколоть еще чаще, чем меня, и я нередко говорила себе: хорошо бы и мне быть столь же неуязвимой, как он.

— На всякий чих не наздравствуешься! — любит он повторять. — Твоя жизнь принадлежит только тебе и никому другому. Живи, как считаешь нужным.

Мне, конечно, не хватало его уверенности в себе. Но постоянно находясь в его обществе, я мало-помалу обретала силы бороться с терзавшей меня тоской. Потрясение после смерти тетушки привело к тому, что косноязычие мое усилилось… в обществе Ива я запиналась гораздо меньше. Быть может, потому, что мало говорила, а больше слушала.

Разумеется, наша тесная дружба не осталась незамеченной: ведь мы появлялись вместе на различных приемах, на театральных премьерах, на просмотрах кинофильмов. словом, на людях. И у меня появился еще один «жених». Разговоры на этот счет нас забавляли и к тому же ограждали от назойливых претендентов на мою руку.

Нас всюду встречали вдвоем. Тьерри Ле Люрон даже написал по этому поводу скетч. Сочинители песенок последовали его примеру (а возможно, и опередили, уж не знаю точно). И мы сами стали подыгрывать им, изображая семейную чету.

— Какое платье ты наденешь вечером, когда пойдем в театр на премьеру?.

— Почему ты спрашиваешь?

— Черт побери, должен же я знать, какой выбрать галстук!

Подобные сценки были рассчитаны на публику. Но я твердо знала, что, если мной овладеет хандра, я могу позвонить Иву в любой час. И он подбадривал меня:

— Голос у тебя не пропал? Вот и отлично! А то ты меня напугала! На все остальное — наплевать!

Однажды он мне сказал:

— У меня есть для тебя хорошая новость. Будешь петь в Большом театре.