Елена Поликарпова - Войны будущего. От ракеты «Сармат» до виртуального противостояния

В этой интеллектуальной иммунной системе немалое место принадлежит этике, или этосу как совокупности ценностей, убеждений и норм жизни, глубже которого является только генетическая основа человека [601]. Этика представляет собою весьма слабую силу, однако она оказывается весьма действенным фактором существования и развития общества. Не случайно в современном бизнесе много внимания уделяется этическим основам деятельности человека и общества, ибо они служат прочным фундаментом всей социальной жизни в качестве духовного фактора. «И именно поэтому ваша честность в измерениях и просчетах способна наделить вас таким ощущением духовной чистоты, какого вам не достичь ни одним религиозным ритуалом» [602]. Именно этика дает возможность эффективного управления государством и обществом, поведением индивидов, что обеспечивает им защиту от различного рода угроз и опасностей.

Значимость этики как мягкого и одновременно самого мощного средства защиты в контексте интеллектуальных войн объясняется тем, что ядром сущности человека является система нравственных ценностей, интериоризованных в процессе освоения культуры [603]. В обществе знания, точнее, в обществе научного знания, или информационном обществе, именно культура с присущей ей этическими ценностями играет первостепенную роль. К тому же планировщики цивилизаций включают в себя те или иные этические ценности, часто облаченные в религиозную оболочку. Исследования показывают, что в информационном обществе в немалой степени повышается релевантность культуры, культурной программной поддержки психополитического структуры влияния. Еще в 1998 г. представителями Кубы на мировой конференции ЮНЕСКО в Гаване было сформулировано положение, согласно которому культура является «оружием XXI столетия». Действительно, в современных интеллектуальных (психологических, информационных) войнах используется весьма эффективно сконструированные мифы. Последние позволяют устанавливать психокультурные параметры на уровне подсознания посредством медиации и интерпретации, что делает культуру « самым современным видом оружия» [604].

Особенно рельефным значимость культуры как самого современного вида оружия, используемого в интеллектуальных войнах, проявляется в потенциальном конфликте между планировщиками западной и китайской цивилизаций (между Америкой и Китаем). Этот потенциальный конфликтобусловлен не только различием экономических моделей, но и разными параметрами их цивилизаций, разными системами ценностей. Западные ценности основаны на посылке о неотъемлемых правах человека, которые неправомерно отчуждать от индивида ни при каких обстоятельствах, даже во имя достижения высшего общественного блага. Согласно принципу политического философа Д. Роулсу, демократические ценности и права, в том числе и политические права, человека имеют приоритетное значение, они не могут быть предметом ни политического торга, ни разменной монетой при реализации интересов общества [605]. Другими словами, интересы индивида являются приоритетными перед интересами общества, его институтов и учреждений.

«Азиатские ценности», напротив, характеризуются приоритетом общины (различных сообществ, народа, нации) перед интересами индивида, что дает возможность жертвовать политическими правами отдельных индивидов, чтобы достигнуть, например, устойчивых высоких темпов роста и социального равенства. В общем, может оказаться, что «азиатские ценности» станут более привлекательными, чем протестантская «свобода личности с правами человека». «Одно время казалось, что Запад, поставивший на личную свободу и права человека, сумел обогнать все другие цивилизации и экономически, и в военном и культурном отношении, так что им оставалось только подражать Западу, чтобы добиться таких же успехов. Однако новый подъем Восточной Азии в послевоенный период, и особенно центра Восточной Азии – Китая, заставляет думать, что в соревновании цивилизаций еще рано ставить точку» [606]. Соревнование цивилизаций в данном случае означает интеллектуальные войны, которые ведутся между западной (американской) и восточной (китайской) цивилизациями и исход которых отнюдь не является однозначным. Все дело в том, что в последние десятилетия XX столетия одним из структурных сдвигов (наряду с распадом мирового социализма и глобализацией) является феномен Возрождения Востока. Последний характеризуется следующими характеристиками: во-первых, восстанавливается преемственность мирового исторического развития, которое было прервано почти на пять веков (XVI–XX вв.), во-вторых, невиданный за последние 200 лет взрыв исторического полиморфизма и разнообразия культурных различий, что выступает в качестве необходимого условия для существования человечества и одновременно влечет за собой катастрофу для него [607]. Анализ данного феномена Возрождения Востока показывает несостоятельность понимания его сущности как возврата к «Традиции», которая то ли обогащает культуру, то ли знаменует откат к Средневековью. Во всяком случае, в нем усматривается исторический реванш Востока благодаря сдвигу мировой гегемонии и сопряженной с нею богатства и власти от Запада, что влечет за собой превращение Запада в малейшую частицу громадного Востока. Необходимо иметь в виду то существенное обстоятельство, что феномен Возрождения Востока происходит в условиях формирования общества (научного) знания и поэтому неправомерно говорить о возврате к архаическим, доцивилизованным традициям. «Когда же речь заходит о Востоке в современном мире, то попытка найти, – пишет М. Чешков, – скажем, некий глобальный проект Востока, противополагаемый глобальному проекту Запада, кажется малоудачной, поскольку за этим проектом, как правило, стоит лишь отдельная цивилизация – или ислама, или Китая. С другой стороны, и Восток в современном мире не сводится к традиционному (или архаическому) своему бытию: наряду с этими воплощениями выделяется и модернизирующийся, или так называемый Новый Восток» [608]. Таким образом, Возрождение Востока отнюдь неправомерно понимать как возврат к Традиции, т. е. понимание его как Единого Традиционного Востока ничего не дает для осмысления природы данного феномена в современном мире. Тем более это ничего не дает для осмысления особенностей современных интеллектуальных войн, обусловленных спецификой общества научных знаний, выражающего новый качественный уровень развития человечества.

Характер интеллектуальных войн диктует необходимость планировщикам современных цивилизаций, в том числе и российской цивилизации, как участникам глобальных игр [609], уделять внимание своему человеческому капиталу, который формируется в определенной этнической культуре. Ведь функционирование планировщика цивилизации неразрывно связано с этносом, поэтому вполне логично, что в интеллектуальных войнах стратегическая цель заключается в разрушении или переконфигурации планировщика цивилизации. «Если в предыдущие века человек определял себя прежде всего как представитель сословия, житель определенной местности, последователь той или иной религии – одной из ветвей христианства, ислама, буддизма, индуизма и т. д., то теперь для населения большинства стран характерно прежде всего осознание принадлежности к этносу или нации» [610]. Существенным является то, что значимость этничности в отношениях между индивидами и народами весьма ярко просматривается в сфере политики, ибо число государств сейчас насчитывает около двухсот, тогда как этносов более четырех тысяч. Всего существует несколько этнически однородных государств, большинство же – полиэтничны, что делает этническую проблематику осью политической жизни этих стран. «Проблема приобретает особо острый характер, если режим по каким-либо причинам не в состоянии найти формулу взаимоотношений и способы национально-государственной интеграции, приемлемые по крайней мере для относительно крупных этнических групп. В такой ситуации этничность нередко становится платформой для политической мобилизации под лозунгами автономии, суверенитета или независимости. В последнем случае проблематичным оказывается само существование многонационального государства и, как показывает судьба Османской империи, Австро-Венгрии, Югославии, Советского Союза, Чехословакии, такие государства нередко распадаются» [611].