Петр Романов - Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II

Волю трезвого человека грех не исполнить.

Если и был для русских хоть какой-то смысл в этой нелепой войне, то разве что один – еще раз доказать Европе, что «Завещание» Петра Великого, на которое ссылались все кому не лень, включая Маркса и Геббельса, это фальшивка и захват Константинополя в планы русских не входит.

Всю Восточную войну 1877–1878 годов можно условно разделить на две части, причем обе оказались для России необычайно сложными. На первом этапе шли тяжелейшие и кровопролитные бои, в ходе которых множество русских сложили головы за славянскую идею, а множество турок – за мусульманскую. Русские потеряли свыше 15 тысяч человек, турки – 17 тысяч. На втором этапе турки, наконец сломленные, столь стремительно бросились в отступление, что русским приходилось то бежать вслед за ними, то хвататься за каждый кустик, чтобы притормозить и, не дай бог, не ворваться по инерции (на радость любителям фальшивок) в злополучный Царьград. Остановиться смогли в самый последний момент, уже вступив в предместья.

О первом этапе – героическом захвате и обороне русскими Шипкинского перевала, а также об осаде Плевны – по понятным причинам написано очень много. О втором – гораздо меньше. Хотя именно этот этап Восточной войны интересен, если говорить о взаимоотношениях России и Запада.

В самый канун войны, уже заранее предвидя, что подозрения и раздражительность Англии в отношении России будут возрастать по мере приближения русской армии к Константинополю, Александр II пригласил к себе для доверительной беседы английского посла. Царь выразил сожаление, что англичане до сих пор боятся России, приписывая ей какие-то грандиозные завоевательные замыслы, причем основывают всю свою подозрительность на фальшивом документе.

«Вы пугаетесь призрака», – заметил государь. Он напомнил, что в 1829 году Николай I и его армия уже приближались к Константинополю, но не стали его брать, хотя сделать это было тогда просто. Александр II сказал:

России приписывают намерение покорить в будущем Индию и завладеть Константинополем. Есть ли что нелепее этих предположений? Первое из них – совершенно неосуществимо, а что касается до второго, то я снова подтверждаю самым торжественным образом, что не имею ни этого желания, ни намерения.

Англичане, подумав над словами императора, в свою очередь пригласили русского посла и вручили ему ноту, где «во избежание недоразумений» перечислили те пункты, на которые не должны распространяться военные действия. Несоблюдение этого условия затронуло бы интересы Англии и повлекло бы за собой вооруженное вмешательство Лондона в войну. Среди «неприкасаемых пунктов» значились: Суэцкий канал, Египет, Константинополь, Босфор, Дарданеллы и Персидский залив. Прочитав бумагу, русские тут же ответили согласием, еще раз дав англичанам «самое благородное слово», что в Царьград (Константинополь) не войдут.

Первую тревожную телеграмму о том, что «турки бегут слишком быстро», царь получил от своего брата, великого князя Николая Николаевича, командовавшего русскими войсками, в начале января 1878 года:

С 3-го января… военные события до того изменились, что после нового разбития армии Сулеймана у Филиппополя стою у ворот Адрианополя… Продолжать военные действия имело бы последствием занятие Адрианополя и движение далее на Константинополь, влекущее за собою неизбежное в военном отношении занятие Галлиполи, что, согласно и твоим указаниям, было бы лишь усложнением дел политических. Посему… я не мог не объявить уполномоченным Порты условий мира… Из первого свидания с турками я вынес убеждение, что всякая искусственная затяжка переговоров при быстроте нашего наступления может только произвести в Турции, а быть может, и в Европе, неблаговидное впечатление: как будто мы желаем выиграть время для большего захвата неприятельской страны.

Новая телеграмма – новый призыв о помощи:

События так быстро совершаются и опережают все возможные предположения, что если так Бог благословит далее, то мы скоро можем быть невольно под стенами Царьграда… Сами уполномоченные Порты говорят, что их дело и существование кончены и нам не остается ничего другого, как занять Константинополь.

Следующая телеграмма победоносного главнокомандующего по своему тону носит уже почти отчаянный характер:

Ввиду быстро совершающихся событий, неожиданно скорого движения наших войск, возможного в эту уже минуту занятия нами Адрианополя… испрашиваю, как мне поступить в случае подхода моего к Царьграду, что легко может случиться при панике, которою объято турецкое население от Адрианополя до Стамбула включительно, а также что делать в следующих случаях:

1) Если английский или другие флоты вступят в Босфор?

2) Если будет иностранный десант в Константинополе?

3) Если там будут беспорядки, резня христиан и просьба о помощи к нам?

4) Как отнестись к Галлиполи, с англичанами и без англичан?

На конкретно поставленные братом вопросы Александр дает исчерпывающие ответы:

По 1-му. В случае вступления иностранных флотов в Босфор войти в дружественные соглашения с начальниками эскадр относительно водворения общими силами порядка в городе.

По 2-му. В случае иностранного десанта в Константинополе избегать всякого столкновения с ним, оставив войска наши под стенами города.

По 3-му. Если сами жители Константинополя или представители других держав будут просить о водворении в городе порядка и охранении личности, то констатировать этот факт особым актом и ввести наши войска.

Наконец, по 4-му. Ни в каком случае не отступать от сделанного нами Англией заявления, что мы не намерены действовать на Галлиполи. Англия, со своей стороны, обещала нам ничего не предпринимать для занятия Галлипольского полуострова, а потому и мы не должны давать ей предлога к вмешательству, даже если бы какой-нибудь турецкий отряд находился на полуострове. Достаточно выдвинуть наблюдательный отряд на перешеек, отнюдь не подходя к самому Галлиполи.

Волновались в Петербурге, но волновались и в Лондоне: русские были крайне озабочены тем, как бы ненароком не нарушить данного англичанам слова, а в Лондоне думали о том, что делать, если русские свое слово все же нарушат. Принципиальный спор о том, посылать или не посылать превентивно в Дарданеллы английскую эскадру, а также о том, пора ли уже вооружаться для войны с Россией, привел в Лондоне даже к правительственному кризису – в отставку ушли министр иностранных дел лорд Дерби и министр колоний лорд Карнарвон.

Избавившись от тех, кто склонен был доверять русским, кабинет министров принял решение послать к Константинополю эскадру и потребовать от парламента чрезвычайного кредита в 6 000 000 фунтов стерлингов на вооружение. Кредит выделили, хотя тот же парламент, рассмотрев условия перемирия, выдвинутые русскими, счел их вполне разумными. Вместе с тем было приказано отозвать эскадру, уже вышедшую в поход, и просить влиятельного лорда Дерби в связи с этим компромиссным решением вернуться на свой пост министра иностранных дел. Дерби вернулся.