Дмитрий Ивинский - Ломоносов в русской культуре

Данный аспект ломоносовской темы оказался особенно важным для литераторов советской эпохи, когда, как им казалось, дело Ломоносова окончательно восторжествовало и смысл его самоотверженной работы стал в полной мере внятен советским людям, его подлинным современникам и одновременно обязанным ему самим своим существованием: «Народы Советского Союза, в эпоху строительства нового общества, создав и построив социализм, идя к коммунизму, свято чтут свое героическое прошлое, своих великих учителей и отцов. Одним из таких величайших отцов науки, учителем и борцом, был гениальный ученый и поэт – Михайло Ломоносов! В его дни немногие полностью понимали, что он создает. Но в социалистической новой России, во всем многонациональном Советском Союзе каждый понимает, что сделал Ломоносов и что он продолжает делать! Ломоносов —с нами, он продолжает создавать того нового, страстного, честного человека науки, поэзии, жизни, великого человека, о котором он мечтал и которым он был сам!» (Иванов, 8, 305—306). Ср.: «Почти два века прошло со времени его грандиозного научного подвига, однако идеи Ломоносова живы и поныне. Наука движется гигантскими шагами, и сейчас многие детали научных взглядов великого ученого давно оставлены, но основные мысли его получили блестящее подтверждение и развитие» (Кузнецов 1950, 29); ср.: «Величие дел Ломоносова, которые он совершил в старой крепостнической России, раскрывается, ещё более полно и ярков наше время. Ныне Ломоносов встаёт перед нами во всём блеске своего гения, как основатель русской науки, заложивший её фундамент, её лучшие традиции, определивший её характерные национальные черты» (Спасский 1950, 4); ср. еще: «Ломоносов мечтал видеть свой народ просвещённым. Сбылось это лишь теперь. И пусть между тем временем, когда жил Ломоносов, и сегодняшним днём минуло два столетия, с полным правом скажем – Михаил Васильевич Ломоносов наш великий современник!» (Тихомиров 1982, 24). «Ломоносов и сейчас пробуждает живущее в каждом из нас это стремление к „полному чувству Бытия“, как сказал Тютчев, не дает ему заглохнуть под ворохом сиюминутных наших интересов, которые чаще всего бывают весьма специальны, весьма односторонни и которым мы иногда, по наивности или слабости своей, пытаемся придать черты всеобщности, но редко при этом испытываем удовлетворение. Ломоносов тревожит и наше нравственное чувство, ибо всей жизнью и творчеством подтверждает принципиальную невозможность для нас удовлетвориться только частью истины, только одной какой-нибудь ее стороною. Принадлежа всему человечеству, Ломоносов был и остается сыном своего времени, которое по глубине и существенности исторических переворотов отдаленно напоминает наше» (Лебедев 1990, 5).

Кажется, подобный тип суждений о Ломоносове, с некоторыми коррективами, главным образом стилистического и, так сказать, цивилизационного характера, сохраняется до сих пор, и, эта отдаленность , упомянутая в только что приведенной цитате, непринужденно преодолевается, скажем, недвусмысленным свидетельством времени о вечности : «Время показало, что имя русского гения будет вечно жить в памяти народов» (Самородок земли русской 2011, 4), чему вряд ли противоречит несколько менее тривиальное мнение, согласно которому Ломоносов – наш современник, чья тень соприсутствует актуальному политическому процессу: «Кто сегодня реализует всю полноту власти? <���…> И каковы же наши сегодняшние отношения с ними? <���…> Разве не верим в возможность диалога с властью, не даем наказы ее носителям <���…>? Волнуемся, спорим. <���…> Тень Ломоносова по сей день неотступно стоит у нас за плечами. Он – наш современник» (Калиниченко 2013, 52—53); ощутимым кажется иногда и присутствие этой неуспокоенной тени и в пространстве современной ответственной экономической деятельности: «Экономические идеи Ломоносова – часть интеллектуального научного знания XVIII века. Тем они и ценны. Нам суждено помнить об этом наследии, анализировать, разрабатывать и использовать его <���…>. Тогда М. В. Ломоносов будет восприниматься <���…> как значимый источник знания о путях построения эффективно функционирующей экономики страны» (Бурмистрова 2011, 33). Ср.: «В современном мире, где изменения в области науки и образования происходят особенно быстро и приходится решать много сложных проблем не только научного, но и социального характера <���…>, метод М. В. Ломоносова, его цельный взгляд на жизнь и науку, безукоризненная честность по отношению к себе и людям приобретают первостепенное значение» (Николаев 2011, 1200).

Ломоносовская тема, образ Ломоносова вошли в русское культурное сознание как неотменимая, но недостаточно оформившаяся его часть. Эта недооформленность имеет несколько уровней, обладающих относительной автономией, но все же складывающихся в некоторую единую конструкцию, относительно неустойчивую, подверженную историческим и метафизическим колебаниям. В контексте большой истории эти колебания обнаруживают зависимость от истории элит (Ломоносов и «немецкая» академическая элита его времени, его «национализм», сочетавшийся с народностью и европейским, в частности именно немецким, образованием и культурным опытом; Ломоносов и имп. Елизавета, русская душою, потеснившая немцев и открывшая возможность масштабных культурных сдвигов в сторону Франции; славянофилы и панслависты, Герцен, противопоставлявшие Ломоносова немецкой верхушке Российской империи и проч.); от судеб больших проектов (так, петербургскому имперскому проекту Ломоносов оказался противопоставлен лишь при его надломе, и в еще большей степени – после его крушения, в советскую эпоху); от событий катастрофического характера (народно-патриотическая составляющая ломоносовской темы неизменно актуализировалась в связи с двумя мировыми войнами); от содержания и динамики развертывания литературного процесса (в этом отношении наиболее важными являются, конечно, начало прижизненной известности Ломоносова, его влияние на современников, посмертная актуализация его литературного наследия в вариантах, приемлемых для различных литературных групп; момент дезактуализации этого наследия, т. е. перемещение его из сферы времени настоящего в сферу времени прошедшего; с Ломоносовым это произошло не позднее времени правления Николая I).

При этом уникальность ломоносовской культурной темы обусловлена тем, что он не метафорически, а буквально оказывался воплощением всего , всей полноты существования России в истории, литературе, науке, идеологии, политике и геополитике; поэтому Пушкин или Менделеев в ломоносовском контексте не всегда выглядели уместно. Именно Ломоносов связывал личность и государство в единство проекта цивилизационного характера; это обстоятельство обуславливало неослабевающий и сочувственный интерес к его образу у одних и плохо скрываемое раздражение у других. Любопытно, что эпохи русской истории, непосредственно связанные с кризисами русской государственности отмечены, в частности, резким ростом числа бессодержательно-ритуальных комплиментарных и как бы заклинательных реплик и текстов о Ломоносове (как, разумеется, и о некоторых других деятелях русской культуры, например, о Пушкине). К Ломоносову апеллируют так, как будто сознают и его необходимость (осмыляемую в категориях православия, самодержавия, народности или, позднее, пробуждения, духовного развития и эмансипации народа, социальной справедливости и т. д.), и его неадекватность сложившейся ситуации, которой ему, т. е. связанным с ним смыслам и культурным механизмам не разрешить. С особой наглядностью эта двусмысленность проявляется в связи с ломоносовскими юбилеями, особенно в XX веке. Исключительно важное, возможно ключевое, значение в самой этой двойственности принадлежит невыявленному, скрытому, неочевидному влиянию Ломоносова на культуру, тому, что редко становится предметом углубленной рефлексии или как бы не замечается, но одновременно неотменимым образом воплощается в слитых с реальностью тенденциях к идеальному воплощению смыслов культурного развертывания, выраженных, в частности, в идеях Московского университета и Академии наук. Эти идеи теснейшим образом связаны с ломоносовской темой и поддерживают ее, одновременно на нее опираясь, до сих пор.