Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 1

Начну с теории познания натурализма. Его гносеологической основой является сенсуализм. Под сенсуализмом я понимаю учение, выводящее все познание из чувственного опыта и кладущее в основание оценок чувственное удовольствие и неудовольствие. Сенсуализм является непосредственным философским выражением натуралистического жизнеощущения. Отсюда ясно, почему натурализм, разрешая ставимую им психогенетическую проблему единства душевной жизни, рассматривает его как unitas compositionis единичных впечатлений. Сенсуалист не отрицает ни внутреннего опыта, ни разумной обработки данного, но он усматривает в физическом порядке основание познания закономерных связей действительности, и свойства мышления непосредственно или при помощи теории превращаются им в часть чувственного опыта.

Первая сенсуалистическая теория принадлежит Протагору. Сила мирового разума, проявляющаяся в человеческом мышлении, в предшествовавших системах не отделялась от физических свойств людей, от процесса дыхания и от телесно понимаемых чувственных образов. Протагор учил, что восприятие возникает из взаимоотношения двух движений, внешнего и внутреннего, совершающегося в организме, а так как для него мышление было неотделимо от восприятия, то он объяснял всю душевную жизнь из возникающих таким образом восприятий. Радость, печаль, влечение, – все истолковывалось им как взаимодействие двух движений, он был несомненный сенсуалист. И уже он сам усмотрел вытекающая из этих положений феноменалистические и релятивистические следствия. Релятивизм Протагора заключается в том, что для него всякое знание, оценка, цель обусловлены чисто эмпирическим фактом человеческой организации. Это понимание исключает возможность сравнения указанных функций с внешним миром, к которому они относятся. Итак, познание, оценки, целеполагания обладают лишь относительным значением, соотнесенным с человеческим организмом. Здесь отсутствует связь между субъектом и предметом познания, предпосылкой которой должно быть признание всеобщего, себе тождественного разума, повсюду признающего равное равным. Чувственные организмы в мире животных, простирающемся до человека, представляют бесконечное многообразие, в силу чего пришлось бы признать, что каждая форма организма должна создавать себе совсем особый мир. Чистая эмпиричность чувственной организации, подчинение ей всего мышления, и включение этой организации в связное единство физического мира – вот основание всех релятивистических учений древности.

Как обосновать опыт и опытное знание, исходя из таких предпосылок? Такова была ближайшая проблема. Математика, астрономия, география, биология непрерывно развивались, и сенсуалистический скептицизм должен был обосновать их. Уже в теории вероятности Карнеада заключалось стремление примирить в положительном единстве сенсуалистические предпосылки и опытные науки. Значимость познания в его скептическом учении уже не основывается на столь свойственном греческому духу отношении между объективной действительностью и отображением ее в представлении, – она определяется внутренним согласием между восприятиями и понятиями, образующими свободное от противоречий связное целое. В создании идеала наивысшей достижимой вероятности, в определении ступеней вероятного и определилась точка зрения, отрицающая метафизику и обеспечивающая опытному знанию несомненную, хотя и ограниченную значимость.

Но сенсуализм пережил последнюю, решившую его судьбу эру только тогда, когда наступила в XVII веке великая эпоха математического естествознания, обосновавшего закономерность порядка природы. Естественные науки утвердили непогрешимость опытного знания, и сенсуализму пришлось, считаясь с ними, определить свое отношение к ним, преодолев скептические выводы предыдущей эпохи своего развития. В этом сказалась крупная заслуга Давида Юма. Он сам считал свою философию продолжением академического скепсиса. И действительно, у него встречаются основные черты этого скептицизма, – признание одной лишь эмпирической фактичности нашей чувственной организации и связанного с нею мышления; отсюда выводятся отображения между познающим духом объективного мира и определение познания как внутреннего согласия восприятий между собою и согласованности их с понятиями. Но в его анализе эти положения приводят к ужасающим выводам: правильное чередование событий обусловливает привычность к определенным связям: присущая ей сила ассоциации является единственным основанием для понятий субстанции и причинности. Так возникают положения, который должны стать основанием позитивизма. Связи субстанциальности и причинности, которые создают внутреннее единство мира, заменяются иррациональностью привычки и ассоциации; опытное знание ограничивается установлением единообразия сосуществования и последовательности явлений; ему закрыто всякое познание внутренних связей, сущности, субстанции, причинности; совершенно таков и состав нашего знания о духовном бытии: все части мира связаны единой закономерностью.

По сущности своего учения Давид Юм сенсуалист. Его крупные научные завоевания, воспринятые Д'Аламбером и переработанные французским ученым в позитивистическую теорию познания, освободились от метафизических предпосылок: позитивизм сделался методом, и даже натурализм стал выдвигать в противовес этой феноменалистической точке зрения Фейербаха, Молешотта, Бюхнера «безусловность чувственного» и утверждать внутреннюю связь физических явлений и зависимость от них психического, как то учила новая физиология мозга.

Натуралистическая метафизика получила после Протагора механистическое обоснование. Механистическое объяснение само по себе является позитивно-научным методом, хотя уживается с различными мировоззрениями: механистическая метафизика возникает только тогда, когда действительность подчинена исключительно принципу механизма, когда понятия, которые должны быть только орудием, средством научного познания, рассматриваются как первопричины бытия. Причина движения усматривается в отдельных материальных элементах мироздания, и из этих же элементов каким либо методом выводятся явления душевной жизни. У природы отнимается та внутренняя духовность, которую вложили в нее религия, миф, поэзия; она становится бездушной; нигде связное единство не противоборствует механистическому истолкованию. Эта точка зрения дает натурализму возможность облечься в строго научную форму. Ему теперь предстоит задача установить законы, по которым из механического порядка материальных элементов возникает мир духа.