Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 10

Эти последние приобретают, под покровительством соответствующего им эмоционального состояния, господствующую роль. Наоборот, ассоциативный процесс, связанный с психическим содержанием противоположного характера, подавляется, затрудняется и не может осуществляться; и эти тормозящие его импульсы исходят из подсознательной области, измененной органическими условиями. То, что было сказано по отношению к эмоциональному тонусу угнетающего характера, вполне применимо и к обратному состоянию; здесь длительный радостный эффект вызывает к жизни и соответствующие идеи и представления.

Мы говорили уже о том, что при депрессии, в числе характерных для нее признаков, содержится и интеллектуальное угнетение, в смысле некоторого заторможения интеллектуального процесса. Действительно, такое состояние переживается субъектом, замечается им; он испытывает, при этом, недостаток мыслей, появляющихся в поле сознания, бедность и скудость их. Но интересно, что не во всех случаях психического угнетения сосуществуют эти два признака. Хотя и не часто, но бывает так, что рядом с угнетающим эмоциональным тонусом субъект переживает в сфере чистоинтеллектуальной ту или иную степень возбуждения. Здесь будет наплыв мыслей, обилие их; в это время переживается иногда своеобразный, если можно так выразиться, вихрь их. В поле сознания они возникают одна за другой, в известной ассоциативной последовательности; здесь словно насильственно вспоминается многое из прежней жизни. Но все это покрывается мрачным аффективным состоянием; несмотря на возбуждение интеллектуального процесса, облегчаются и здесь лишь те ассоциационные звенья и цепи, которые соответствуют угнетающей эмоции. Иной раз, рядом с тяжелым эмоциональным тонусом и затруднением в сфере чисто интеллектуального процесса, наблюдается не подавление волевых проявлений и, вообще, психомоторной сферы, а возбуждение этой последней, и в это время субъект обнаруживает стремление к движению; при этом он не замечает физической усталости, которая временно словно им не воспринимается. Субъект может много ходить, ему трудно сидеть на месте; какая-то подсознательная сила не дает ему покоя, и он ищет забвенья в постоянном передвижении.

Изредка интеллектуальное заторможение и угнетение в сфере психомоторной не совпадают с мрачным настроением. И вот интересно отметить, что при циклотимии различные области нашей душевной деятельности, разграничиваемые, конечно, искусственно, могут находиться в данном периоде этого аномального состояния в неодинаковом положении, именно, в то время, как одна из сторон находится в состоянии угнетения, другая – оказывается возбужденной. Этот факт заслуживает внимания; он любопытен с теоретической точки зрения. Его же можно констатировать иногда и там, где циклотимик переживает фазу экзальтации; и в этих случаях на фоне общего экзальтативного процесса обнаруживается депрессия той или другой сферы душевной деятельности.

Слабо выраженные циклотимические состояния заметны лишь самому субъекту, их переживающему; тут иногда идет дело о таких состояниях, которые близки к норме. Но вот вопрос, имеем ли мы нечто аналогичное, качественно сходное в душевной деятельности нормальных лиц или же это – аномалия в распределении душевной энергии, носящая специфический характер, и ее генез связан с какими-то особенностями нервно-психической организации.

Изменения настроения обычного свойства, стоящие в связи с получаемыми впечатлениями, не имеют ничего общего с циклотимическими проявлениями. Известная периодичность, та или иная форма ритма в душевном процессе здорового человека едва ли могут быть отождествляемы с той аномалией, которая известна под именем циклотимии. Естественные разочарования, разного рода душевные драмы, потрясения, перемены в миросозерцании, – все это отличается качественно от душевных переживаний циклотимика; все это – психические факты иного порядка.

Правда, может быть комбинация естественных переживаний с циклотимическими, и тогда нелегко бывает иной раз выделить ясно и определенно циклотимический элемент. При циклотимии изменение нашего подсознательного «я», вызванное физиологическими условиями, так велико, что высшая сознательная деятельность не может правильно себя проявлять. Надо добавить еще, что в периоде экзальтации стимулированная подсознательная сфера, при одаренности субъекта, может обнаружить себя в создании творческих произведений, имеющих большую ценность.

Много небезынтересного материала для патопсихологии дает наблюдение над патологическими личностями; здесь мы имеем дело с конституциональными, прирожденными особенностями характера. Так как в данной области не существует резкой и определенной границы между нормой и патологией, так как здесь есть пограничная область, то, понятно, и самое учение о характерах, наука «характерология» близко соприкасается с учением о патологических личностях.

Среди последних выделяется обширная группа так называемых «психастеников». В этих случаях существует своеобразное, но всегда определенное сочетание аномальных признаков; во-первых, в поле сознания таких индивидуумов появляются различные навязчивые идеи и представления. Те и другие находятся часто в полном противоречии с содержанием сознания в данный момент; сознательное «я» протестует против вторжения в его границы этих назойливых идей и представлений; но оно бывает бессильно с ними справиться и борьба с ними не всегда кончается с успехом для субъекта, если он просто только желает от них избавиться. То, что врывается в сознание в виде навязчивых психических феноменов, нарушает обычно естественный ход ассоциативного процесса. Субъект относится критически к своим аномальным явлениям в области сознания. Он считает их чуждыми его сознательному «я». Но это – не просто idées fixes. Навязчивые мысли и представления сопровождаются чувством тревоги; иногда эмоциональное состояние выражается в виде страха каких-либо предметов, именно, животных и т. д. Хотя психастеник и понимает, что его страхи абсурдны или странны, но он не может от них отделаться в данный момент.

Эта тревога, это своеобразное эмоциональное состояние, сочетающееся с навязчивыми мыслями, является одним из характерных признаков психастении.

Индивидуумы данной категории, сохраняющие критическое отношение к своим переживаниям, обычно привыкают к самонаблюдению над ними; и их рассказы о внутренней жизни представляют интерес для решения вопроса о генезисе таких аномальных состояний. Патологическая мнительность, повышенная тревожность, излишние сомнения и колебания составляют отличительные черты психастеников; и на всем этом у них лежит печать утрированности, скрупулезности, при чем, они сами хорошо сознают эти свои странности и психические недочеты. Любопытно, что лица данной категории обычно, в огромном большинстве случаев, обладают хорошо развитым моральным чувством. И иной раз даже приходится здесь встречаться со своеобразным патологическим альтруизмом. Итак, при психастении наблюдается вот это сочетание аномальных признаков, о котором была сейчас речь. Такое сочетание так характерно, что можно бы даже говорить о том, что между отдельными компонентами здесь существует не простая, а какая то органическая связь.