Эрих Баслей - Метод Вильяма Д. Харта. Почти доктор

«Да уж, этот случай в нашей лечебнице надолго запомнят, – думал Вильям. – У меня сейчас находится пациент, которому сочувствует, пожалуй, каждый врач. Хотя возможно, профессор пока скрывает от других произошедшее с доктором Линном. Поэтому его привела Сидни. Но это всё только догадки».

Личного дела Вильяму не принесли, но в разговоре Фрэнк упомянул об отличных результатах Линна по всем психологическим тестам, предназначенным для докторов.

Пациент смотрел по сторонам, совершая резкие движения головой, как насекомое. Харт, уже давно взломавший замок двери, ведущей в его бессознательное, сосредоточил свое внимание на погружении. Жужжание становилось все тише, пока в конце концов полностью не прекратилось. Доктор Линн вошел в стадию сна, так что можно было начинать. Вильям закрыл глаза и открыл их уже внутри бессознательного пациента.

Он очутился в обычном на вид больничном кабинете. Если бы его собственная комната для приема пациентов не отличалась от кабинетов других врачей, то можно было бы подумать, что связь с доктором Линном установить не удалось. Рабочий стол, черный стул на колесиках, белые стены.

Вильям решил осмотреть остальные помещения, прежде чем детально изучать то, в котором он оказался. Всего их было три. Из кабинета он зашел в комнату с мягкими стенами, а сразу за ней располагалась самая обычная домашняя спальня. Больше ничего в подсознании доктора Линна не было: никаких отсеков, подвалов, по крайней мере на виду.

После беглого общего осмотра Харт вернулся в первую комнату. Работа настолько прочно вошла во внутренний мир мистера Линна, что его бессознательное сформировало, несмотря на зрелый возраст доктора, кабинет, похожий на те, которые находились в лечебнице. Вильям подошел к письменному столу. На нем не стояла настольная лампа, не лежало никаких бумаг, но зато сама светло-бежевая поверхность была испещрена какими-то именами. Скорее всего, они принадлежали пациентам мистера Линна. Харт заглянул под стол – на внутренней стороне были приклеены скотчем несколько карандашей. Они были почти полностью сточены. «Видимо, ими и делались записи на столе», – размышлял Вильям. Он достал блокнот и начал помечать детали, которые могли понадобиться для установления диагноза. А их в этом обычном на вид кабинете оказалось немало. Например, ножки стула были поролоновыми. Если положить на стул вещь тяжелее пары килограмм, то он сразу же опустится под этим весом. На кушетке в углу кабинета стояли песочные часы на шестьдесят минут, которые в верхнем отсеке, наверное, присохли: часть светлого песка так и застыла наверху. Линолеум на полу кабинета напоминал шахматную доску: белые квадратики сменялись светло-оранжевыми. На некоторых карандашом были написаны какие-то теории, методы лечения и все в том же духе. Эти надписи на полу Вильям заметил не сразу, так как их цвет был очень бледным.

Харт аккуратно пересек кабинет, ничего не трогая, и прошел в комнату с мягкими стенами. Покои для буйных пациентов, которые выстроило бессознательное доктора Линна, тоже были не совсем обычными. Небольшие пуговки, прикреплявшие мягкий слой к стене, представляли собой копии шмелей. Складывалось впечатление, что насекомые просто спали, настолько реалистично выглядели эти необычные элементы. Сам цвет обивки был светло-желтым, поэтому вся обстановка в совокупности напоминала улей. Вильям сделал несколько записей в блокнот и перешел в последнее помещение через проход в стене.

Уютная комната сочетала в себе спальню и зону отдыха. В центре стоял небольшой диван, который мог трансформироваться в кровать. Рядом с тумбочками, расположенными по углам, было несколько горшков с растениями. На некоторых стенах висели детские фотографии доктора Линна с его родителями. Самым интересным в этой комнате оказался стоявший на табурете рядом со шкафом для одежды граммофон. Прямо за табуретом на полу обнаружилась целая коробка с пластинками. Харт включил ту, что уже лежала в граммофоне. Раздался только треск. Вильям переставил иглу на другое место, и мужской голос начал что-то рассказывать. Харт вслушался в доносящуюся с пластинки речь – это явно был дневник воспоминаний. «Форма интересная, но не очень удобная», – подумал Вильям. Он стал искать, откуда снял иглу. Через полчаса Харт нашел место, где монолог переходил в треск тишины, и, предварительно записав в блокнот последние на пластинке слова («Не каждый шмель находит дорогу домой»), оставил там иглу.

Для составления гипотезы информации было более чем достаточно. Харт, очнувшийся в кресле своего кабинета, сразу же дал сигнал Сидни об окончании терапии. Как только мистер Линн пришел с сознание, он попытался избавиться от ремней, одновременно начав жужжать. Подоспевшей Сидни Вильям помог освободить пациента и вместе с ней проводил бывшего доктора до отведенной ему палаты. Линн то и дело норовил выскочить из их рук, но им все же удалось его удержать. Как только дверь в палату с мягкими белыми стенами захлопнулась, Сидни поблагодарила Харта за помощь, и он направился обратно в свой кабинет.

Деталей в бессознательном мистера Линна было немало, но все они находились в тесной логической взаимосвязи и подводили к одному выводу. Вернувшись в кабинет, Вильям набрал номер профессора Дежайна.

– Слушаю, – раздался из трубки голос Фрэнка.

– Это я. Осмотр закончен, вывод можно сделать следующий: у доктора Линна, судя по всему, произошло психическое расстройство на фоне переутомления. Он не говорил в последнее время, что устал от работы?

– Тревор был всегда очень сдержанным человеком. Он никогда ни на что не жаловался. Держался отстраненно от коллектива, мне даже некого посоветовать тебе, кто бы знал о нем больше, чем все остальные. Но он не давал повода заподозрить переутомление.

– Видимо, усердно скрывал этот факт, так как в его бессознательном много всего, что подтверждает мою версию.

– Вильям, на самом деле у Тревора, кроме работы, ничего и не было. С семьей не получилось: с женой они разошлись. В общем…

– Понял. Фрэнк, у Линна случилось психическое расстройство именно на почве его истощения от работы. Возможно, что он даже сам не отдавал себе в этом отчета, раз он был таким трудоголиком.

– Да, Тревор работал за троих. Это моя вина, – Вильям впервые слышал такой подавленный голос профессора. Харт выждал небольшую паузу, а затем продолжил.

– Завтра утром я проведу еще один сеанс, чтобы составить более полную картину, после чего позвоню тебе.

– Хорошо, Вильям, спасибо, – произнес собравший волю в кулак для ответа профессор Дежайн и положил трубку.

У Харта был вечер, чтобы еще раз просмотреть записи в блокноте, вспомнить что-то, чему не придал сначала должного значения, и подумать над недостающими деталями, которые нужно поискать. То, что доктор Линн не смог превзойти возможности человеческого организма, который в конце концов истощился от постоянных перегрузок, было причиной его состояния. В результате сейчас он сам входил в число нуждающихся в лечении. Но его бессознательное не сгорело, не было затоплено или стерто в песок, как у других пациентов с таким же поведением. Вот что являлось действительно странным. Большей загадочности добавлял тот факт, что уютная спальня в подсознании Тревора не должна была сохраниться: при его текущем психическом состоянии она не могла остаться такой, какой была прежде, а осталась.