Михаил Жутиков - Проклятие прогресса: благие намерения и дорога в ад

Ты жалеешь холопа, ты искушаешь его терпение; ты желаешь ему добра! – а сумеешь ли сотворить то добро? не поучиться ли прежде на ком поближе? ведь он тебе неведом, ты не знаешь о нем ничего; ты теоретически знаешь о нем, что он хорош, потому что забит. Отчего же непременно хорош? А ну, как хороша в нем одна забитость – и не вздернет ли он первым освободителя на первом суку? Не выйдет ли из человечка забитого вскорости Яши Свердлова или Коли Ежова или еще чего почище? Но попытки сведущего Писемского развеять университетскую потьму представлений о «мужичке», свидетельствуя о гибели в его среде всего честного и путного, встречены воем демократов. Николай Успенский прямо объявлен клеветником, Николай Лесков после романа «Некуда» (1864) отлучен от ведущих журналов.

М.Ю.Лермонтов изучал действительного человека, даже своей злосчастной дуэлью он продолжал провоцировать его низость (доказано, по каналу пули, что он держал пистолет до самого конца дулом кверху и даже объявил, что не будет стрелять по противнику, тем унижая его более!) – ставя его перед лютым выбором, накапливая опыт прямого , истинного знания: из книжек узнаются разве Чайльд-Гарольды да Веры Павловны… Но упорен, настырен в своем нежелании правды разнесчастный образованный русский интеллигент!

7

Между тем изучение разлюбезной человечьей «личности» – только часть его трудов и даже, быть может, не первейшая из заслуг. У него складывалось, вызревало уже внутреннее знание России:

Страна рабов, страна господ!

Как это понимать? Где тут новое знание? Да это не клевета ли?

Возможно, ответ прояснится, если осмелимся предположить в этих строках предчувствие того, что сама суть нашего народа как целого – в поведении «женского типа», в раболепии в том числе – но и в своенравии, в несоблюдении «правил»; в доверчивости и энтузиазме, в уклончивости и терпении; в выносливости и самоотверженности, в вечных думах не об одном себе, в разочаровании и отчаянии! Вероятно, такую фантазию осмеют аналитики-«экономисты», для которых, что воробьи, однолики Гонконг и Бердичев, но нет ли правды в том, что народная Россия в массе (до поры) – это отчасти чеховская Душечка, с ее верой словам, а не делам? – она пребудет такой, конечно, в своем ровном, обыденном течении жизни – напрасны надежды на «самобытную деятельность народных масс» (Н.Добролюбов, 1857), она зачарованно смотрит на лидера: что он? Она жаждет его решительности, ясности, ей важно будущее, для нее нет прошлого! Она жаждет определенности, она будет ему верна! Она равнодушна к истории, к замороженному конституционному слову, ей потребно словечко живое!

Этот тип доверчив, опыт обмана не очерствляет до поры его сердца, оттого подлость всякий раз успевает, снова и снова «проходит»: довлеет всякий раз надежда – это она окрашивает вождя, оценивая его бог знает по каким приметам – обаянию, доступности, простоте или «эрудиции» – хоть бы он на глазах проваливал одно за другим государственное дело; это огорчительно, это скверно, но будет забыто, прощено за дарованный пустяк, за доброе слово. Важна форма, а не суть, важно как , а не что сказано, – хоть простота вполне может оказаться худшей воровства (обаятельней же, убедительнее всех, как известно, аферисты: это их профессия). Это не означает, конечно, что каждый из нас таков, очень многие видят реальность как она есть и судят «по-мужски»… молчком, про себя. «Толпа» (по любимой его терминологии) – она же и рабочая лошадь – аполитична, анархична, покорна и своенравна вместе – ей важно определиться в вожде! Слабое же правление враз ослабляет и государство.

Но берегись: она чует правду, и внушаемость ее до поры. Россия – таки не Душечка. Доверчивость и глупость далеко не одно! Разочарование ее безвозвратно: перегорело чувство – и ты больше не существуешь для нее. «Разлюбила, и стал ей чужой» (И.Бунин). Она оставит тебя в трудное время и в любом положении, вини одного себя: ты не понял ее нужд (ей было нужно немногое, быть может, словечко понимания, да защита), не оценил ее преданности, ты предал ее! Ты безнадежен – ты откочевал в категорию ничтожеств. Ведь и разгул, и разбой, и бунт здесь тоже не европейский!

Вот что учуял и блистательно использовал великий полководец Владимир Ульянов – и вот что, почти одно, вытянуло его из зубополочного прозябания в их вечном Цюрихе в вожди крупнейшей нации, – несмотря на абстрактность и чуждость социалистической затеи, вопреки «аналитическим», «экономическим» и иным предсказаниям скорого краха большевиков. Фанатик цели, подхватывающий за собой ветер отребья, всполохнувшегося от внезапного шанса урвать от перемен – бесшабашных ловкачей, тугодумов-теоретиков с бледно-сияющим взором и одноплеменников с текущей из пасти слюной, балбесов, верящих в счастье без труда, в «освобождение», за которое платят только худшей кабалой, самое умное, что есть в России – ее воров и самое тупое, что в ней есть – ее интеллигенцию, – этот внук Израиля Бланка (принявшего в православии имя Александра) догадался до самой сути русской лениво-доверчивой, внушаемой души, чтобы бросить ее в огонь самоистребления. И она ринулась в огонь.

Крах наступил только вследствие Ее разочарования. Ей надоело терпеть и дожидаться будущего.

Она больше не верит тебе.

И все кончено навеки.

Возможно, это различал сквозь «старины заветные преданья» великий правдивец Михаил Лермонтов, и в нетерпеливую, лютую минуту это бесило его:

Отсюда же, конечно, и главный недостаток типа – обезьянничанье и нетерпение: «Оттого вся и беда наша, что мы не глядим в настоящее… оттого и будущее висит у нас словно на воздухе… безделицу позабыли, что пути и дороги к этому светлому будущему сокрыты именно в этом темном и запутанном настоящем, которого никто не хочет узнавать…» (Н.В.Гоголь) Никто не хочет узнавать – по нынешний день!!

(Быть может, уродливость нынешних «преобразований» коренится хоть отчасти в искренних – почему нет – потугах переменить тип нации на образец индивидуалистического, антиправославного Запада? Но тип – это, кажется, стойкая вещь?.. Не разумнее ли использовать качества того, который есть – если уж он таков – ведь прочностные его качества не уступят, кажется, иноземным, ведь доказали же это стычки с сильнейшими армиями Европы – Бонапарта, Гитлера? – ведь не осталось же ничего от этих армий? ведь так? ведь верно?? Ведь вылетели же зубы у немецкого «нового порядка» – и вылетят же у всякого нового чуждого? Быть может, друзей стоит поискать не за океаном, а поближе, в собственном народе?)

Между прочим, оттого-то, что нация такова, и сильно влияние литературы: женщина «любит ушами», слово для нее важнее видимого воочию. И оттого не безобидны, а разрушительны подлые усилия превратителей литературы в анекдот, в «частное дело», в сборники скабрезностей, «ненормативной лексики», в сборники историй о надругательствах над жизнью и человеческим порядком: эти художества воспримут подростки-читатели с той же доверчивой душой; она впоследствии захлопнется – но внутри у нее уже будет яд, и он станет разъедать ту душу. – Да ведь и вырастим на свою же голову… о том не мыслим…