Юрий Емельянов - Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха

«А потом я говорил два с половиной часа. Я вложил в речь всю душу и сердце. Толпа бушевала. В конце Гитлер обнял меня. В его глазах стояли слезы. Как бы там ни было, я счастлив. Мы прошли сквозь толпу к машине… Гитлер всегда будет на моей стороне». Геббельс был в восторге от Гитлера: «Он говорил со мной три часа… Потрясающе! Я преклоняюсь перед величием политического гения».

В день рождения Гитлера 20 апреля 1926 Геббельс написал ему письмо: «Дорогой и многоуважаемый Адольф Гитлер! Я столь многому научился у Вас! В свойственной Вам дружеской манере Вы открыли мне новые пути и пролили на меня свет… Может быть, наступит день, когда всё рухнет, когда чернь возопит: «Распни его!» Тогда мы все станет твердо и непоколебимо вокруг и возгласим: «Осанна»!

В тот же день он так писал в дневнике о Гитлере: «Ему тридцать семь… Адольф Гитлер, я люблю Вас. Вы великий и простой. Это черты гения».

В августе 1926 г. Геббельс опубликовал письмо в «Фёлькишер беобахтер», в котором он отмежевался от участников совещания гаулейтеров в Ганновере. В том же месяце он писал в дневнике: «Письмо от Штрассера и письмо к нему. Наши отношения дали трещину. Но мы их исправим». 20 сентября Геббельс записал: «Штрассер мне завидует. Иначе нельзя объяснить его неуклюжие выпады против меня. Но я буду хранить порядочность, даже если по его милости протяну ноги».

В середине октября 1926 г. Гитлер неожиданно назначил своего главного соперника в партии Грегора Штрассера руководителем нацистской пропаганды, то есть на пост, которого домогался Геббельс. Последний был этим обескуражен. Но 26 октября Геббельс был назначен Гитлером гауляйтером Берлина.

Нацистская организация в столице Германии была небольшой (тысяча человек на 4-миллионный город). Никто не платил членские взносы. Партийное хозяйство было запущено. Для начала Геббельс исключил 400 членов из 1000. Затем он начал наводить порядок в организации. Главное внимание уделялось привлечению в ряды партии рабочих Берлина, которые в значительной степени симпатизировали коммунистам.

Первый массовый митинг, проведенный Геббельсом в Берлине 11 февраля 1927 г., состоялся в «Фарус-Зеле», в котором обычно выступали коммунисты. Зал был украшен темно-красными плакатами: «Государству буржуазии приходит конец! Мы должны построить новое государство! Рабочие, судьба германской нации в ваших руках!» Плакаты были похожи на коммунистические.

Митинг начался с потасовки между коммунистами и нацистами. В ходе ее дюжина штурмовиков и 75 коммунистов были ранены. По словам Курта Рисса, автора биографии Геббельса, во время потасовки он «спокойно стоял на трибуне со скрещенными на груди руками… Он не пытался укрыться, не изменился в лице, у него не задрожали колени. На штурмовиков это произвело впечатление… Он завоевал их уважение, и с тех пор ему дали прозвище Доктор».

Пока выносили раненных, Геббельс начал речь. Курт Рисс писал: «Его речь звучала в темпе стаккато. Он прошел хорошую школу и за годы почти ежедневных выступлений стал мастером ораторского искусства… Слова лились ровным потоком, а голос, некогда ломкий и лишенный теплоты, обрел новые оттенки и мог выразить любые чувства: презрение, негодование, ярость, боль, горечь… Его речь отличалась от речей Гитлера и других нацистов. Она была рациональной. Он пользовался рубленными фразами. Он становился бесподобным, когда прибегал к иронии и пренебрежению, тогда он хлестал слушателей словами словно бичом. Может быть, ему и не удавалось доводить людей до экстаза, как это делал Гитлер, может быть, они приходили в исступление, но сохраняли толику здравого смысла и Геббельс убеждал их по-настоящему».

Позже, излагая суть его метода работы над выступлением, Геббельс в учебнике по ораторскому искусству писал: «Всякая речь должна быть вначале написана, но производить впечатление импровизации… В противном случае она не вызовет особого доверия у слушателей».

В 1932 году корреспондент Ассошиэйтед Пресс Луи П. Лохнер попытался разгадать Геббельса и его метод управления настроениями людей. Он писал: «Когда я слушал доктора Геббельса в первый раз, я был поражен тем (и это заставило меня наблюдать за ним в последующем внимательно), что этот крохотный человек, один из самых ловких искусителей, которые когда-либо существовали в Германии, был абсолютно холоден и контролировал себя, создавая в то же время впечатление того, что он глубоко взволнован и его несет свое собственное красноречие. Его голос, казалось, дрожал от эмоций. Его жесты выглядели страстными. Можно было подумать, что он настолько захвачен своим фанатичным настроением, что забыл о времени и будет говорить до тех пор, пока не выскажет то, что хотел донести до аудитории».

«Однако я заметил кое-что еще: его красивые руки производили жесты без малейшей дрожи и выдавали фальшь дрожавшего голоса. Его жесты казались произвольными, потому что он всегда принимал удобную позу для каждого жеста еще до того, как он начинал его делать. Перед ним лежали часы, на которые он порой исподтишка поглядывал, и я понял, что он следит за временем. Короче говоря, передо мной был актер, который точно знал, что он будет делать в каждый момент, и точно рассчитывал заранее эффект каждого произнесенного слова и каждого жеста… Я чувствовал, что Геббельс защищал бы коммунизм, монархию и даже демократию с тем же фанатизмом, если бы его идол Гитлер решил бы поддержать что-либо из них».

Вскоре Лохнер узнал о том, как резкие перемены в своих политических ориентациях отразились в исключительной способности этого блестящего демагога и циничного политика убедительно доказывать правоту совершенно противоположных идейно-политических взглядов. Знакомый Лохнеру нацист рассказал о своем посещении собрания, на котором «Геббельс забавлял присутствующих тем, что произносил речи, призывая то реставрировать монархию, то восстановить Веймарскую республику, то установить коммунизм в Германском рейхе, то укреплять дело национал-социализма». «Я уверяю вас, – заявлял очевидец, – что в конце каждой речи я готов был поддержать каждое дело, за которое выступал Геббельс. У него были мощные и убедительные аргументы за каждую из этих форм правления».

Лохнер верно отметил характерную черту Геббельса. Этот непревзойденный демагог ловко имитировал самозабвенную страсть, но никогда не отдавался сам этой страсти. Эрудиция и способность к аналитическому мышлению сочетались у Геббельса с презрением к тем, кому он адресовал свои страстные речи и статьи. Однако он умело скрывал свои подлинные чувства под личиной казалось бы неконтролируемых эмоций.