Юрий Емельянов - Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха

В своей книге «Я сжег Адольфа Гитлера» Кемпка несколько по-иному излагал случившееся: «Мы шли вперед рядом с танками, словно черные тени. Борман и доктор Науман шли почти вровень с башней с левой стороны от танка. Доктор Штумпфеггер и я шли позади… Внезапно противник открыл сильный огонь. Через секунду огромное пламя неожиданно вырвалось из нашего танка. Борман и доктор Науман, шедшие впереди меня, были отброшены взрывной волной. В ту же секунду я упал. Доктор Штумпфеггер свалился прямо на меня. Меня отбросило в сторону, и я потерял сознание».

Когда Кемпка пришел в себя, он увидел «какую-то шатающуюся фигуру, подошел поближе и узнал второго пилота Гитлера Георга Бетца, который тоже участвовал в прорыве. К моему ужасу, я увидел, что его голова от лба до затылка раскроена осколком снаряда. Он сказал, что, вероятно, это случилось с ним, когда взорвался танк, то есть от того же самого взрыва, который отбросил в стороны нас четверых – Бормана, Наумана, Штумпфеггера и меня. Поддерживая друг друга под руки, мы медленно направились к Адмиральпаласту». Получается, что показания, которые Кемпка дал на Нюрнбергском процессе о том, как он был свидетелем падения Бормана от взрыва, были ложными.

Ссылаясь на руководителя «Гитлерюгенда» Артура Аксманна, У. Ширер утверждал, что тот «увидел тело Бормана под мостом, там, где Инвалиденштрассе пересекает железную дорогу. Луна осветила лицо Бормана и Аксман увидел, что на нем не было следов ран. Он предположил, что Борман проглотил капсулу с ядом, когда понял, что шансов прорваться через русскую линию обороны нет». Трудно представить себе, что, разглядывая тело Бормана издалека при лунном свете, Аксман сумел точно установить отсутствие у него ран и его гибель от отравления ядом.

На самом деле Мартин Борман, поисками которого занимались значительную часть XX века, исчез бесследно. Совершенно неизвестны обстоятельства самоубийств генералов Ганса Кребса и Вильгельма Бургдорфа. Их тела не были найдены.

Совершенно очевидно, что вышеизложенные рассказы о последних часах правительства Геббельса – Бормана и их руководителей, а также Кребса и ряда других нацистских деятелей путаны, противоречивы, а потому вызывают сомнения.

Противоречия относительно событий в последние часы существования правительства нацистской Германии в Берлине и его руководителей заставляют искать иные версии того, как на самом деле происходила агония Третьего рейха. Прежде всего, правомерно поставить вопрос: какие цели преследовало правительство Геббельса – Бормана, направляя Кребса на переговоры к Чуйкову?

Объясняя поведение Кребса во время 10-часовых переговоров, Чуйков писал: «Чего же добивался от нас Кребс? Несомненно, он выполнял волю Геббельса и Бормана, которая была и его волей. Они рассчитывали смягчить противоречия между Советским Союзом и фашистской Германией известием о смерти Гитлера. Дескать, Германия расплатилась за миллионы жертв тем, что главный виновник войны сожжен. Но это не все главное».

«Главное, – по словам Чуйкова, – было то, что гитлеровские главари, как и сам Гитлер, до последних часов своей жизни рассчитывали на усиление противоречий между нашей страной и ее союзниками… Они искали трещину внутри антигитлеровской коалиции. Но такой трещины не нашли, ее не было. Пробыв у нас около полусуток, генерал Кребс не увидел никаких колебаний нашей верности союзническому долгу. Наоборот, мы показали ему, что ни на шаг не отступим от решений Тегеранской и Ялтинской конференций… Генерал Кребс, несомненно, крупный разведчик и опытный дипломат, ушел, как говорится, несолоно хлебавши. Очевидно, это была последняя попытка добиться раскола между союзниками. Потерпев неудачу, Геббельс и компания должны были принять какое-то решение».

Аргументы Чуйкова представляются разумными. Действительно, Геббельс и другие люди в гитлеровском руководстве, как и ранее Гитлер, постоянно лелеяли надежды на раскол между союзниками. Попытки противопоставить западных союзников СССР предпринимал и Кребс. Он говорил о том, что правительство Геббельса предпочитает вести переговоры с СССР. Он уверял: «Если Англия и Франция будут нам диктовать формулы капиталистического строя – нам будет плохо». Поэтому в ходе переговоров Чуйков и Соколовский постоянно подчеркивали необходимость согласования своих действий с другими союзниками по антигитлеровской коалиции. Это могло произвести впечатление на Кребса, и он мог сделать из этих слов соответствующие выводы.

Ни Чуйков, ни Соколовский не имели оснований верить на слово опытному дипломату и разведчику Кребсу. Тем более они не могли верить на слово сверхлгуну Геббельсу. Но лживость Геббельса всегда сочеталась у него с его способностью трезво оценивать обстановку. Мог ли Геббельс рассчитывать на то, что трещина между союзниками, которая могла быть вызвана переговорами с Кребсом, приведет к расколу, а тем более к вооруженному столкновению между ними? Мог ли Геббельс рассчитывать на то, что Советский Союз вступит в союз с его правительством в борьбе против Англии и США? В это трудно поверить. Скорее всего, Геббельс ясно сознавал обреченность своего положения. Красная Армия могла разбить остатки берлинской группировки в считанные часы. Реальная власть наследников Гитлера распространялась лишь на несколько берлинских кварталов. (Лев Безыменский дает точные данные о территории, которую контролировало правительство Геббельса: «С севера на юг протяженность империи составляла ровным счетом 1650 метров – от моста Вейдендаммбрюкке до Принц-Альбрехт-штрассе; с запада на восток – 1150 метров – от Бранденбургских ворот до площади Шлоссплац».)

Хотя к моменту своего самоубийства власть Гитлера была также ограничена несколькими кварталами Берлина, его авторитет в Третьем рейхе оставался беспрекословным. Поэтому Геббельс и Борман скрывали факт его смерти, так как знали, что их право говорить от имени Германии может быть оспорено теми, кто находился вне Берлина и еще контролировал сохранившуюся под нацистской властью германскую территорию. Само правительство Германии, которое возглавлял Геббельс, представляло собой лишь видимость такового. Из 17 членов правительства, назначенных Гитлером, в Берлине имелись лишь трое: Геббельс, Борман и новый министр пропаганды Вернер Науман.

Настойчивое стремление наследников Гитлера собрать Дёница и всех членов правительства в Берлине, о чем постоянно говорил Кребс, их страхи, что инициативу в руководстве Германией может перехватить Гиммлер, вряд ли были хитрыми уловками с целью затянуть переговоры с советской стороной и скрыть свое желание распознать позицию СССР по отношению к западным союзникам. Заявления о том, что наследники Гитлера предпочитают вести переговоры с СССР объяснялись просто: у окруженных советскими войсками не было иного выхода, как капитулировать перед ними. При этом они старались использовать возможность осуществить общую капитуляцию для того, чтобы продемонстрировать свое право говорить от лица всей Германии. Парадоксальным образом, Геббельс, Борман и Кребс стремились доказать легитимность своего правительства капитуляцией. Видимо поэтому они на самом деле были готовы приказать берлинскому гарнизону капитулировать, а затем, после переезда Дёница с севера страны, подписать перед всеми союзными державами в Берлине капитуляцию Германии от имени всех ее руководителей, назначенных Гитлером (рейхспрезидента Дёница, рейхсканцлера Геббельса, министра по делам партии Бормана). Но это означало одно: наследники Гитлера пытались выжить, сохранить свой статус членов законного правительства Германии, получив к тому же определенные гарантии личной безопасности. Вряд ли 10-часовые переговоры, в ходе которых выторговывались более удобные условия капитуляции, вел самоубийца по приказу других самоубийц.